Елена Арсеньева - Последнее лето
А тогда, много лет назад, в Милане, когда они всё обговорили втроем, это условие казалось ему таким справедливым. Русанов так гордился собой! Гордился своей местью изменнице, распутнице Эвелине, местью, которая будет длиться целую жизнь.
Да, Лидия права: он сам загнал себя в ловчую яму. И отомстил… сам себе.
– Ну, довольно! – Русанов хлопнул по зеленому сукну. – Довольно. Я больше не хочу думать о старых делах и надрывать душу. Говори быстро, зачем ты приехала, зачем притащила в кабинет и завела этот разговор. Чего ты от меня хочешь? Говори и уезжай.
– Хорошо, я уеду, – мирно сказала Лидия, не трогаясь, впрочем, с места. – Я уеду, как только ты дашь согласие на брак твоей дочери с Дмитрием Аксаковым.
Вот так поворот! Русанов-то думал, что сильнее его поразить уже невозможно. Однако Лидии удалось-таки!
– Ради бога… Ты с ума сошла, если думаешь, что я это сделаю, – сказал он, слабо улыбаясь.
– Сделаешь, Костя, сделаешь! – властно кивнула Лидия. – Иначе…
– Ну, что иначе? – угрюмо спросил Русанов.
– Иначе я открою твоим детям всю правду, вот что, – сказала Лидия спокойно, негромко, однако Русанов сразу поверил – именно так она и сделает. – Я скажу, что их любимый высоконравственный папенька лгал им всю жизнь, а эта хлопотливая добродетельная клуша тетя Оля ложь его поддерживала. Я скажу, что их мать жива. Что ты нарочно выдавал ее за мертвую. А еще я скажу Шурке, что ты вообще чужой ему человек. Что у него есть другой отец и он может поехать к нему, если пожелает. Думаю, Сашенька тоже захочет съездить к Эвелине. Как ты думаешь, смогут они простить тебя за то, что ты лишил их матери и лгал им всю жизнь? Я – сомневаюсь… И вот тогда ты потеряешь все. Понимаешь, Костя? Все, что любишь, потеряешь.
Русанов покачнулся и прижался ладонями к стеклу книжного шкафа. Ладони сразу заскользили вниз – они были мокры от пота.
– Не умирай, – презрительно сказала Лидия. – Слышишь, Костя? Я ведь еще ничего никому не сказала. Зато у тебя есть шанс сказать несколько слов благословения твоей единственной дочери. Помоги-ка мне выбраться из твоей дурацкой качалки. И – пошли, пошли, в самом-то деле! Заболтались мы тут!
– Наконец-то, – сказал Аксаков, когда они вышли из кабинета, – наговорились! А я уж было решил, что мне придется здесь ночевать.
– Вы разве против? – игриво блеснула глазами Лидия. – А впрочем, это неприлично – жениху ночевать в доме, где живет его невеста.
– Какая невеста? – глупо вытаращился Дмитрий, выронил монокль, едва успел поймать его и стиснул в кулаке.
– Да вот эта! – Лидия схватила Сашу за руку и подтащила к нему. – Разве вы не к ней сватались?
– Но… но я… – промямлил молодой человек в полном изумлении.
– Что – вы? – раздраженно спросила Лидия. – Вы хотите на ней жениться или нет?
– Хочу! – браво отрапортовал Дмитрий.
– Нет! – истошно закричала Саша и метнулась было прочь, но Дмитрий оказался проворнее и, сунув монокль в карман, чтобы не мешался, сгреб ее в объятия, припал к губам.
– Нет… нет… – пыталась вырваться она.
– Молчите, идиотка! – шепнул он в ее дрожащие губы. – Молчите! Вы что, хотите, чтобы я рассказал, как переспал с вами там, у Морта?
– Вы не… мы не… – чуть не зарыдала она. – Вы не пере…
– А у меня свидетели есть, – нагло ответил Дмитрий, сжимая ее так, что затрещали ребра. – Агент Охтин и городовой, бляха номер двадцать восемь [49] . Да-да, у меня острое зрение и хорошая память. И вообще, я не понимаю, чем вы недовольны. Вы же пришли к Морту, чтобы приворожить жениха? Ну так вы его приворожили!
И он наконец-то смог поцеловать Сашу, потому что сил противиться у нее уже не осталось.
Вдруг промелькнуло воспоминание… Они с тетушкой сидят у портнихи, а мимо вдруг проносят что-то белое, и розовое, и шелестящее, и кружевное, и мастерица, выглянув из-за вороха шелестящих предметов, говорит интимным шепотом: «Это приданое барышни Волковой»… Теперь мастерица скажет кому-то, пронося такой же ворох: «Это приданое барышни Русановой»…
– Что-то я ничего не понял, – пробормотал Шурка. – Папа, ты что, разрешил? Разрешил им жениться?
– Oui, mon enfant, ton papa a permis [50] , – сказала тетушка Лидия. Правда, Шурка не понял, почему она вдруг заговорила по-французски, а главное, почему отец при этом так дернулся, словно через него пропустили электрический ток.
– Иди сюда, – глухо сказал отец, схватил Шурку за руку и прижал к себе.
Лидия, чуть приподняв брови, разглядывала обнимающихся Русанова и Шурку, а также Дмитрия и Сашу. Идиллия! Не у дел пребывали лишь она и Олимпиада. Да и то старшая сестра поглядывала с намеком, словно только и желала, что прижать непутевую младшую сестрицу к своему истомившемуся по нежности сердцу.
Лидия с легкой улыбкой отвернулась. Вот еще, нужны ей родственные нежности! И вообще, пора уходить. Чаю здесь, кажется, не дождешься, а час уже поздний.
Русанов смотрел на нее поверх головы сына и, кажется, готовился задать вопрос, который, вообще-то, первым сорвался бы с языка всякого нормального человека, когда Лидия потребовала немедля дать благословение Дмитрию и Саше: а тебе-то зачем это нужно? Твоя-то какая забота?
Объяснить было бы сложно. Тем более что в конце концов она, порадовавшись обретенной свободе, взяла да и поступила именно так, как хотел Андрей Туманский…
Нет, не совсем, возразила самой себе, покачав головой, Лидия. Все же она сделала это не под принуждением, а по своей собственной воле. Вернее, по воле своей наконец-то свершившейся мести!
* * *...«Их Величества Государь и Государыня Александра Федоровна с Наследником и Августейшими дочерьми изволили переехать на летнее пребывание в Новый Петергоф на собственную Ее Величества дачу «Александрия».
...«Сараево. 15 июня гимназист Принцип произвел два выстрела из револьвера в эрцгерцога Франца Фердинанда и его супругу. Эрцгерцог и его супруга, смертельно раненные, вскоре скончались».
Санкт-Петербургское телеграфное агентство
...«По полученным из Петербурга сведениям, Григорий Распутин скончался 30 июня от заражения крови. Его убийца – крестьянка Симбирской губернии Феония Кузьминична Гусева. Последними словами его были: «Какая-то стерва меня закопала!»
«Русское слово»
...«Во Франции арестованы русские бомбисты, в частности, С. Марашвили. По собственному признанию С. Марашвили, его профессия – разбой».
