Ангелочек. Время любить - Дюпюи Мари-Бернадетт
— Смотри, нам светит луна, прошептал Луиджи, сгоравший от желания.
Он подхватил Анжелину на руки и усадил ее на матрас, от которого исходил стойкий запах овечьей шерсти.
— Доставь мне это счастье, моя невестушка, моя пастушка с глазами цвета колокольчиков!
— Тихо! Замолчи! — велела ему Анжелина.
Луиджи послушно кивнул, расстегивая ее платье, которое через мгновение стянул с нее с каким-то неистовством. Анжелина больше не носила корсет, а ее чулки держались благодаря подвязкам на бедрах, украшенным маленькими розовыми ленточками. Она так и предстала перед Луиджи — в нижней рубашке на бретельках, с обнаженными плечами и руками, в обтягивающих ноги черных шелковых чулках.
— Ты возбуждаешь меня, дорогая, сводишь с ума…
Задыхавшаяся Анжелина смотрела на Луиджи, черты которого делал неясными бледный свет луны. Луиджи наклонился и провел пальцем по ее коротким ситцевым штанишкам новой модели, которая была восхитительно бесстыдной.
— И откуда же у нас такое кокетливое белье? — прошептал он ей на ухо.
— Я заказала его по каталогу, который выписываю. Оно продается в одном магазинчике Тулузы. Длинные панталоны скоро выйдут из моды, мсье, который слишком много выпил. Ты дрожишь как осенний лист.
— Я Дрожу от желания, Анжелина.
Анжелина прижала Луиджи к себе. Он почувствовал, как ее соски скользят по его телу, и потерял над собой контроль. Луиджи, обычно столь уравновешенный и умеющий управлять своими чувствами, превратился в дерзкого распутника, прерывистое дыхание которого выдавало его возбуждение. Нижняя рубашка молодой женщины полетела на пол. Горячими губами Луиджи покрывал поцелуями соски. Потом он прижался лбом к золотистой шевелюре, той, что находится внизу живота, такой шелковистой. Анжелина хотела было отстраниться, поскольку Гильем обожал припадать к ее интимному цветку и порой доводил ее своим умелым языком до экстаза.
— Нет, только не это! — тихо простонала она.
Но Луиджи не слушал Анжелину, он осознавал свою власть над ее влажным и теплым телом. И тогда она забыла о своем первом любовнике, поскольку акробат использовал все сокровища премудрости и настойчивости, чтобы она почувствовала себя отдавшейся, погруженной в чувственный бред. Вдруг он, выпрямившись, отстранился от нее и застыл, прислушиваясь.
— Энджи, внизу кто-то стучит! — сказал он.
— Вероятно, это муж Коралии. Который час?
— Не знаю, около полуночи.
Анжелина надела платье, забыв о нательной рубашке, лежавшей на полу. Даже не взглянув на Луиджи, она на цыпочках спустилась по лестнице и как можно тише вошла в отведенную ей комнату. Во входную дверь продолжали стучать. Анжелина спрашивала себя, почему дядюшка и тетушка не открывают. Больше не притворяясь, что ее разбудили, Анжелина сбежала по ступенькам. Из своей комнаты вышел разъяренный Жан Бонзон в ночном колпаке на рыжей шевелюре. В руках он держал свечу.
— Разрази меня гром! — рявкнул он. — Что за базар?
— Надо идти к нам, черт возьми! — раздался грубый мужской голос с ярко выраженным акцентом.
— Иду, мсье! Возвращайтесь к своей жене, — крикнула Анжелина. — Дядюшка, да ты глухой, честное слово! Это не базар, а муж, который хочет, чтобы я помогла его супруге, это Ив Жаке. Посвети мне. Я должна взять халат и саквояж. Может, тетушка присоединится ко мне на рассвете и наведет порядок в доме несчастной Коралии? Мне становится больно при одной мысли, что младенец появится на свет в такой грязи!
— Вздор, племянница. В этом краю многие малыши рождались среди нечистот, и из них выросли крепкие, сильные люди. Грязь еще никого не убивала.
— Именно из-за грязи умерли многие роженицы! — запальчиво возразила Анжелина.
— В больницах, но не здесь, в горах.
Анжелина пожала плечами и, убедившись, что ничего не забыла, выбежала на улицу. В нескольких метрах от дома Жаке ее догнал Луиджи.
— Анжелина, любимая моя, крепись! Прости меня, ты права. Я был пьян.
— Мне не за что тебя прощать.
Они обменялись быстрым поцелуем, лишенным любовного пыла, который еще недавно сводил их с ума, но полным нежности.
— Я не знаю, как долго мне придется оставаться возле Коралии. Возвращайся домой и ложись спать. Тебе надо отдохнуть.
С этими словами Анжелина побежала к двери, за которой ее ждала роженица. В окне горел слабый огонек — около самого стекла стояла свеча. Ив Жаке сразу же открыл дверь, поскольку он ждал Анжелину. Повитуха оказалась лицом к лицу с коренастым мужчиной одного с ней роста. Очевидно, он был ровесником Луиджи, но жизнь на открытом воздухе, палящее летнее солнце и зимние холода обветрили его немного вытянутое лицо с орлиным носом. Темноволосый, как и Коралия, он пристально посмотрел на Анжелину своими серо-голубыми глазами.
— Это началось час назад, — объяснил он по-французски. — У нее отошли воды. Но и кровь вытекла.
— Сейчас я ее осмотрю. Не могли бы вы подкинуть в огонь хвороста? Иначе я ничего не увижу. Надо также нагреть воды, много воды.
— Не волнуйтесь, котелок уже стоит на плите. Располагайтесь, мадемуазель.
— Что я вам говорила? — подала голос Коралия. — Уже пробила полночь. Малыш родится 6 октября.
— Вы чувствуете схватки? Когда отходят воды, схватки учащаются.
— Да, я чувствую схватки, но несильные.
Анжелина вновь осмотрела Коралию. Она боялась ягодичного предлежания, но ее страхи оказались напрасными: ребенок шел головой. «Сегодня днем я ошиблась из-за полноты Коралии. Пальпируя живот, я не смогла прощупать положение ребенка», — думала Анжелина.
— Хорошо, все идет своим чередом, — сообщила Анжелина. — Похоже, будущий школьник торопится познакомиться с вами.
Ив Жаке сидел около камина и, насупившись, курил трубку. Анжелина сказала себе, что этот мрачный мужчина начисто лишен сердечности, жизнерадостности. Она жалела Коралию, которая круглый год жила на этом затерянном в горах хуторе с мужем, отсутствующим дома с утра до вечера.
— Ваши соседки не придут? — спросила Анжелина, удивленная тем, что их еще нет.
По давней традиции соседки собирались в доме роженицы. Анжелину обычно раздражала эта традиция, поскольку ей приходилось буквально выдворять любопытных, пришедших поддержать родственников роженицы.
— Уже слишком поздно, да и Ив не любит, когда его беспокоят, — прошептала Коралия. — Днем мы разговариваем около мостков, знаете ли. Самая милая соседка — это ваша тетушка. Хочу вам прямо сказать: с тех пор как здесь узнали о моем кузене, ко мне стали по-иному относиться.
«Разумеется! Газеты посвящали этой ужасной истории целые полосы! — подумала Анжелина. — Шорник, имевший собственный дом в Сен-Жироне, убийца трех девушек. Насильник! Боже мой, он мог убить Розетту! Если бы не моя овчарка, он изнасиловал бы и задушил ее, как и других».
— Да, люди такие, — произнесла она вслух. — Я очень сочувствую вам, Коралия. Но вы должны защищаться, вы должны объяснить, что совсем не причастны к этому.
Женщина смиренно улыбнулась и сразу же скорчилась. Ее лицо исказилось от боли.
— Ой, черт возьми, как больно! Мне хочется тужиться! Я просто должна тужиться!
— Нет, нет, еще рано. Прошу вас! Шейка матки раскрылась, но ребенок должен сначала высвободиться. Это произойдет через несколько минут. Надо немного подождать. Скажите, где лежит приданое ребенка. Я приготовлю пеленки и распашонки.
— В сундуке, рядом с кроватью, — с трудом произнесла Коралия.
— Пойду подышу воздухом, — сказал Ив Жаке. — Дайте мне знать, когда малыш появится.
Возмущенная такой холодностью и равнодушием, Анжелина не осмелилась возразить, хотя, возможно, ей могла понадобиться помощь. Пытаясь обуздать свое раздражение, она стала раскладывать белье, необходимое для новорожденного. Несмотря на вызывающее поведение будущего отца, она испытывала искреннее облегчение. Пациентка вела себя спокойно и ровно дышала. Судя по всему, роды должны были пройти без осложнений.
— Опять схватки, мадемуазель, — сообщила Коралия. — Пресвятая Дева, у меня сводит живот…
