Янтарный след - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– И потом… это море – слишком огромное! – с обидой продолжала Скади. – Перед ним… я слишком маленькая! На море ты открыт всем ветрам и всем взглядам, там некуда спрятаться. Здесь, в лесу, мне уютнее. Здесь меня никто не видит, никто не найдет.
– На море никто тебя не обидит! – мягко сказала я. – Отец – его повелитель, он защитит тебя от любых опасностей. Разве что-то там причиняло тебе вред?
– Море так ревет порой, будто сейчас накатит и смоет всю землю! Просто… мне не нравится там жить, вот и все. И там все время воняет рыбой. Ладно еще, если свежей. А если тухлой? Однажды было, что чайки подрались в воздухе, и мне прямо на голову упала рыбья голова! От этого соленого ветра я сама вся просолилась, будто меня кто-то на зиму запас!
Улль хмыкнул, но постарался подавить смех.
– А как же наш отец? Разве ты не скучаешь по нему?
Скади не ответила, глядя в сторону. Потом вздохнула:
– Лучше бы я не соглашалась на ваш выкуп! Лучше бы я взяла что-то другое!
– Хорошо, что тебе не достался Бальдр, – напомнил Улль. – Иначе ты бы уже осталась вдовой или была вынуждена последовать за ним в Хель. Наш отец воистину бессмертен – даже когда случится Затмение Богов и все мы погибнем, он останется жить. Все то же море будет омывать новую землю, населенную новыми людьми, и новое небо, занятое новыми богами.
– Да лучше бы я погибла вместе с тем, кого любила, чем всю жизнь мучилась с этими… чайками! – запальчиво ответила Скади. – У нас и привычки все разные, и занятия.
Я-то понимала, что дело не в привычках. Наш великий отец был бы совершенно неуместен в этом доме среди лесистых горных склонов, как сама Скади – на морском берегу. А вот мягкое сияние Улля – именно то, чего ей не хватает здесь. Да и в его Тисовой Обители ей было бы неплохо – почти как здесь.
Переночевав там, мы с Уллем на другой день отправились домой.
– Ты можешь что-нибудь с этим сделать? – спросил меня Улль, когда мы оставили позади поляну и Скади, машущую нам рукой в окружении собак, и его корабль плыл над лесистыми склонами. – Дело не в чайках, а просто она его не любит. Можешь ты сделать так, чтобы полюбила? Тогда ей станет плевать на чаек, гусей, уток и прочих.
Может, я и могла бы. За убийство отца Скади предложили отличный выкуп – одного из высших богов в мужья, да еще и с правом самой выбрать. Пусть она не видела лиц, однако если ноги Ньёрда показались ей самыми красивыми, значит кое-какая основа для взаимной любви у них имелась. Но для нашего отца есть только одна достойная супруга, равная ему по силе и по природе – это Ньярд Сильная, наша с Фрейром мать. Со времени обмена заложниками она правит в Ванахейме, сменив супруга. И после затмения Богов он вновь соединится с нею. Когда река течет, стоит оставить ее в покое – она сама выберет для себя самый удобный путь.
– Любовь, конечно, все преодолеет, мой дорогой, – ответила я. – Даже разницу в природе, склонностях и привычках. Но куда лучше, когда ей не нужно ничего такого преодолевать – тогда у людей остается больше сил на саму любовь.
– Не всем же везет так, как… – он запнулся, – как Фрейру с Герд.
Он прав. Иные с первого взгляда узнают свою судьбу, а бывает и так, что твое счастье у тебя под носом, а ты все смотришь куда-то за горы…
Хорошо все-таки, что до Затмения Богов у нас еще довольно времени.
* * *
Когда мы прибыли в Асгард, на Поле Света ждала целая толпа. Я даже встревожилась – что такое случилось? При виде корабля толпа расступилась, освобождая место, куда ему сесть. Вот мы опустились, и асы окружили нас.
– Наконец-то ты вернулся, Улль! – К нам подошел Форсети, и вид у него был весьма торжественный. – Асы сели на свои золотые престолы и произнесли приговор: за распутство, приведшее к смерти Бальдра, моего отца, и Нанны, моей матери, за переодевание в женское платье и за применение женской ворожбы Один, верховный наш владыка, лишается своего звания и изгоняется из Асгарда на десять лет!
Я ахнула. Такого исхода дела о совращении Ринд я никак не ожидала – думала, Один и на этот раз как-то выкрутится.
– Но дабы Асгард не остался без защиты, на это время мы избираем правителем тебя, Улль! – добавил Хеймдалль. – Идем, мы все проводим тебя на престол владыки!
– Но почему я?
Улль был изумлен и потрясен. При его нелюдимости он был не тщеславен и не жаждал власти.
– Потому что ты один из старейших среди нас и к тому же один из немногих, кто ничем себя не запятнал, не терял оружия, не наряжался женщиной и не брал в жены дев ётунов! Ты безупречен, как солнечный свет, струящийся от твоего лица, и при тебе Асгард ждет мир, благополучие и процветание! Мы все верим в это!
Хеймдалль затрубил в рог, асы громко закричали. Они сняли золотой щит с корабельного носа, поставили на него Улля, подняли на плечи и под ликующие крики понесли к высшему престолу, чтобы возвести на него своего нового владыку.
Я брела позади всех, потрясенная до глубины души. Иной раз те, кто находится на вершине власти и могущества, бывают свергнуты оттуда из-за собственных оплошностей. Теперь я уже не могла злорадствовать: ведь Один, добиваясь Ринд, стремился лишь исполнить предначертанное, и это ему удалось. Но за то, чтобы предначертанное свершилось, ему пришлось заплатить, ибо он взял на себя ответственность за то, чтобы оно свершилось. Я жалела его в душе, но знала, что жалость он отвергает.
– И куда же денется Один? – спросила я у Снотры, увидев ее поблизости.
– Ушел странствовать, – та двинула бровями. – Сказал, что рад оставить все наши дела и заняться собственными. Что еще он мог сказать?
Ну разумеется. Жить в Асгарде, подчиняясь кому-то другому, пусть даже самому Солнцу Зимы, владыка Вдохновленный Разум не сможет. Да и не нужна ему власть. Ему нужно одно – вечное познание самого себя, а он безграничен, как вселенная.
Эта новость было стерла из моих мыслей недавнюю заботу – об отце и его жене, сбежавшей в лесной дом покойного великана. Но, глядя, как Улля возводят
