Пенелопа Уильямсон - Сердце Запада
– О Боже! – Сафрони провела пальцем по сложному узору на одной из перчаток. – Скажу-ка я пару слов о бостонском гостеприимстве. За всю свою жизнь я никогда так не радовалась уходу гостей.
Клементина сжала губы, чтобы не рассмеяться, и вместо этого фыркнула. Сафрони захихикала, отчего миссис Маккуин снова фыркнула, и вскоре обе уже смеялись так заливисто, что разбудили детей.
– Вы обе совсем глупые! – заявила Сара.
– Медведь! – вскрикнул Дэниел. – Медведь!
Это заставило женщин вновь рассмеяться и хохотать до тех пор, пока не заболели бока и вся кухня не зазвенела.
Они почти не различили скрежет и хруст полозьев, а, возможно, и вовсе не услышали бы, если бы Клементина не оставила дверь приоткрытой, чтобы, несмотря на холод, слегка проветрить кухню.
Сначала она увидела лошадей, чью шерсть покрывал слой затвердевшего снега, а с боков свисали полуметровые сосульки. Позади них тащились сани, наполненные, похоже, огромным сугробом. А рядом, спотыкаясь, ковыляло существо, напоминавшее вырезанную изо льда и ожившую скульптуру медведя.
– Гас! – закричала Клементина, выскочив за дверь. Отражающийся от снега яркий солнечный свет ударил ей в глаза. Громоздкая и неуклюжая во всех своих одежках, Клементина чуть не проваливалась в сугробы, ее ноги заплетались. — Какой же ты дурак! Зачем ты отправился домой в самый разгар метели? Ты же мог заблудиться или замерзнуть, или... Ты мог умереть, Гас... Мог умереть...
Муж посмотрел на нее прищуренными от яркого света глазами и вздрогнул от озноба.
– Из-за тебя я не мог умереть, Клем, – сказал он. – Из-за тебя я и не думал умирать.
Он попытался улыбнуться, отчего задрожали свисающие с усов сосульки.
– Умереть, – повторил Гас, опустился на колени у ног жены и рухнул лицом в снег.
* * * * *
Гаса резко вернул в сознание жар горячей припарки из горчицы и льняных семян, плюхнувшейся на голую грудь.
Он открыл глаза. Над ним парили два женских лица. Одно, хмурое, принадлежало его жене, а другое — дочери, на лбу которой между прямыми маленькими бровками залегла крошечная складка.
Гас увидел, как открылся ротик Сары, и услышал голос, донесшийся до него словно со дна колодца:
– Папочка, у тебя такой смешной нос.
– Сара, пойди поиграй в «медведей в пещере» с братиком, пожалуйста, постарайся помочь ему залечь в спячку. Проследи, чтобы Дэниел не шумел, а мне нужно позаботиться о папе.
Лицо дочери исчезло, и на его месте появилась рука жены, двигающая пером, с которого что-то капало. Гас скосил глаза, пытаясь разглядеть, что она с ним делает. Он открыл рот, чтобы заговорить, и удивился тому, что голос не сразу прорезался, а когда зазвучал, оказался настолько хриплым.
– Что не так с моим носом?
– Твой нос замерз и затвердел, как медная шишка, ты, дурачина, – рассерженно выпалила жена, и Гас почти улыбнулся, зная, что Клементина ругает его только когда переживает. – Один удар запросто снесет твой нос с лица. Конечно же, Змеиный Глаз всегда может выковать тебе новый из железа.
Маккуин вдохнул, чтобы ответить, и резкий кашель сотряс его грудь.
– Звучит так, будто ты хочешь ударить меня первой... Похоже, ты не очень-то рада видеть меня дома...
– О, Гас...
И снова кашель вырвался из его горла, на этот раз такой сильный, что Гас сложился пополам, его грудь разрывало на части. Он попытался сделать вдох и снова с бульканьем закашлялся.
Клементина склонилась над мужем. Откинула его влажные от пота волосы и положила на пылающий лоб влажный воняющий уксусом кусок ткани.
К его удивлению глаза жены наполнились непролитыми слезами.
– Будь ты проклят, Гас Маккуин, ты же мог там умереть.
Гас поднял руку, поразившись тому, насколько она тяжелая. Он коснулся щеки жены, поймав одинокую слезу, которой удалось скатиться, несмотря на все усилия Клементины не разреветься.
– Но я же не умер... И с каких это пор ты начала ругаться?
– С тех самых, как тебя начало колотить в такой лихорадке, что у тебя на лбу можно было жарить яйца. Я послала Сафрони за доктором.
– Ах, Клем. Зачем? Это всего лишь простуда. По такой погоде твоя помощница может вернуться в состоянии похуже моего.
Клементина на мгновение исчезла и появилась с чашкой, испускающей пар.
– Выпей. Это луковый отвар.
Гас с трудом поднялся на локтях, задыхаясь от кашля.
– Лошади...
– Прежде чем уехать, Сафрони позаботилась о них. Гас, пожалуйста. Выпей это, иначе я вылью варево прямо тебе в глотку.
Маккуин скривился, но опустошил чашку, и кашель снова напал на него, сопровождаемый хрипами и бульканьем в груди.
– Вот черт, – просипел Гас. Он сделал медленный глубокий вдох, стараясь снова не закашляться, и попытался сесть... но упал.
Его глаза горели. Все лицо казалось странным — впало и будто стекло, суставы болтались и свободно свисали, будто кости соединялись между собой веревочками. Ночью, борясь с метелью, он думал, что даже адский пламень никогда не согреет его. А сейчас чувствовал такой жар, что хотел выбежать на улицу и голышом прыгнуть в снег. Маккуин обнял жену за талию и попытался использовать ее в качестве опоры, чтобы встать.
Клементина пошатнулась под его весом и натолкнулась бедром на кухонный стол. Что-то выплеснулось, и по полу заскользил стул.
– Гас, что ты делаешь? Лежи спокойно. Смотри, ты чуть не опрокинул уксусную воду.
– Помоги мне, Клем... Нужно накормить скот... Будь я проклят, если прошел через эту вьюгу... только чтобы увидеть, как коровы умирают из-за того, что я не могу отвезти к ним сено со своего двора.
Клементина схватила мужа за плечи, укладывая его обратно.
– Ладно, ладно, – сказала она таким же успокаивающим голосом, каким обычно разговаривала с Дэниелом, когда тот мучился от спазма легких. – Я сама отвезу сено коровам, Гас. А ты просто отдыхай.
Он попытался рассмеяться, но вместо этого закашлялся.
– Теперь посмотри, кто из нас дурной. Ты же в тягости на пятом месяце...
– Не в такой уж тягости, раз притащила тебя сюда после того, как ты сомлел во дворе и выглядел, будто утопленник из снега. – Пальцы Клементины сжались, и она слегка встряхнула Гаса, удивив его своей силой. – Не в такой уж тягости, раз сумела незнамо сколько раз дойти до поленницы и обратно, чтобы мы все не замерзли во время самой страшной непогоды, какая только может разыграться в Монтане. Не в такой уж тягости, чтобы... – Клементина осеклась, и краска вспыхнула на ее лице. – Не такая уж я и слабая, чтобы не зачерпнуть вилами немного сена для голодных коров.
