Элиза Вернер - Роковые огни
— Так что Вилли приедет через неделю, — продолжала она. — Он еще не совсем закончил уборку хлеба, но на следующей неделе она будет завершена, и он может ехать к невесте. Хотя это дело между нами уже давно слажено, но я настаивала на отсрочке, потому что у девушки шестнадцати-семнадцати лет голова, конечно, еще набита всякими глупостями, и она не сможет как следует вести хозяйство. Теперь же Тони двадцать лет, а Вилли — двадцать семь; как раз то, что надо. Ты ведь согласен обручить их теперь, Мориц?
— Совершенно согласен, — ответил лесничий. — И по другим вопросам мы одинакового мнения. Половина моего состояния перейдет сыну, другая половина — дочери, а приданым, которое я дам ей сейчас, ты тоже останешься довольна.
— Да, ты на него не поскупился. Что касается Вилли, то он уже три года владеет бургсдорфским майоратом; остальное наследство, согласно завещанию, пока в моих руках, но после моей смерти, разумеется, тоже перейдет к нему. Терпеть нужду молодым не придется, об этом нечего беспокоиться. Итак, можно считать дело решенным?
— Можно считать решенным. Сейчас мы отпразднуем помолвку, а весной и свадьбу.
Регина, покачав головой, возразила диктаторским тоном:
— Это не годится. Свадьба должна быть зимой, весной Вилли будет некогда.
— Вздор! Для свадьбы всегда найдется время, — заявил Шонау столь же безапелляционным тоном.
— В деревне — нет! — стояла на своем Регина. — У нас на первом плане работа, а потом удовольствие. Так заведено исстари, и Вилли привык следовать этому правилу.
— Но я попрошу его сделать исключение для жены, а не то пусть убирается к черту! — сердито крикнул лесничий. — Вообще, ты знаешь мое условие, Регина; девочка не видела твоего сына два года; если он ей не понравится — я принуждать ее не стану.
Этими словами он задел самое чувствительное место невестки. Уязвленная в своей материнской гордости, она закинула голову назад и воскликнула:
— Надеюсь, что у твоей дочери есть некоторый вкус. Впрочем, я настаиваю на добром старом обычае, по которому браки устраиваются родителями; так было в наше время, и мы при этом отлично себя чувствовали. Ну что смыслит молодежь в таком серьезном деле! Ты же с самого раннего детства предоставил детям полную свободу; сразу видно, что в доме нет матери.
— Разве это моя вина? — раздраженно спросил Шонау. — Может быть, по-твоему, мне следовало привести в дом мачеху? Правда, раз я хотел сделать это, да ты не пожелала, Регина.
— Нет, с меня довольно и одного раза!
Этот сухой ответ еще сильнее рассердил лесничего.
— Ну, полагаю, на покойного Эшенгагена тебе нечего жаловаться; он плясал под твою дудку вместе со всем своим Бургсдорфом. Конечно, у меня тебе не так легко было бы забрать власть.
— Не более как через месяц она была бы в моих руках, — спокойно объявила Регина, — и ты первый подчинялся бы моим командам, Мориц!
— Что? И ты говоришь это мне в лицо? Хочешь — попробуем? — закричал Шонау, приходя в ярость.
— Покорно благодарю! Я не намерена второй раз выходить замуж. Не трудись!
— И не собираюсь! Будет с меня и одного отказа! Тебе не придется вторично оставлять меня с носом!
Лесничий в бешенстве оттолкнул свой стул и отошел. Регина преспокойно продолжала сидеть; через некоторое время она заговорила совершенно дружеским тоном:
— Мориц! Когда должен приехать Герберт с женой?
— В двенадцать, — послышался сердитый голос с другого конца террасы.
— Я очень рада, что он приедет. Мы ведь с ним не виделись с тех пор, как его назначили посланником в вашу столицу. Я всегда говорила, что Герберт — гордость нашей семьи и нигде не ударит в грязь лицом. Теперь он прусский посланник при вашем дворе, его превосходительство...
— И притом жених в пятьдесят шесть лет, — насмешливо докончил лесничий.
— Да, нельзя сказать, чтобы он поторопился жениться, но зато он сделал блестящую партию. Для человека его лет не шутка найти себе такую жену как Адельгейда — молодую, красивую, богатую...
— Но мещанского происхождения, — вставил Шонау.
— Какой вздор! Кто в наше время интересуется родословной, когда перед ним миллион? Герберту нужны деньги; он всю жизнь испытывал нужду, а расходы, обязательные для посланника, превышают его жалование. Впрочем, ему нечего стыдиться своего тестя, Штальберг был одним из первых промышленников в нашей стране и притом честнейшим человеком. Жаль, что он умер сразу же после замужества дочери. Во всяком случае Адельгейда сделала очень разумный выбор.
— Вот как! Ты называешь разумным выбором, когда восемнадцатилетняя девушка выходит замуж за человека, который годится ей в отцы? Впрочем, что ж, она ведь стала дворянкой, превосходительством и играет первую роль в обществе как супруга прусского посланника! Мне эта прелестная, холодная Адельгейда с ее «разумными» взглядами, которые сделали бы честь какой-нибудь древней старухе, в высшей степени 'несимпатична. Мне гораздо больше по сердцу «неразумная» девушка, которая влюбляется по уши и объявляет родителям: или за него, или ни за кого!
— Прекрасные рассуждения для отца семейства! — возмутилась Регина. — Счастье, что Тони пошла в мою сестру, а не в тебя, иначе ты, пожалуй, дождался бы такой сцены от собственного отпрыска. Нет, Штальберг лучше воспитал свою дочь; я знаю от него самого, что, выходя за Герберта, она руководствовалась прежде всего желанием отца. И это вполне в порядке вещей, так и должно быть. Но ты ничего не смыслишь в воспитании детей.
— Как! Я, муж и отец, ничего не смыслю в воспитании? — закричал лесничий, покраснев от гнева.
Они были готовы уже опять сцепиться, но, к счастью, им помешали; на террасу вошла девушка, дочь хозяина.
Антонию фон Шонау, строго говоря, нельзя было назвать красивой, но у нее была стройная фигура отца и свежее, цветущее лицо с ясными карими глазами. Ее темные волосы были просто заплетены в косы и обвиты вокруг головы, а платье поражало простотой. Впрочем, Антония была в таком возрасте, когда молодость сама по себе прекрасна, а потому, когда она вошла на террасу, свежая, здоровая, сильная и телом и духом, то показалась Регине такой подходящей женой для ее Вилли, что она тотчас перестала спорить и ласково кивнула ей головой.
— Отец, экипаж возвращается со станции, — сказала девушка каким-то спокойным, даже тягучим голосом. — Он уже под горой, через четверть часа дядя Вальмоден будет здесь.
— Черт возьми, как же они быстро ехали! — воскликнул лесничий, физиономия которого при этом известии тоже прояснилась. — Комнаты готовы?
Тони кивнула головой так равнодушно, точно это само собой разумелось.