Диана Хэвиланд - Наперекор стихии

— Для какой армии? — спросила Селена.

— Которая больше заплатит, — ответил Брайн.

Что касается бледного, осунувшегося молодого человека, Брайн сказал, что он дезертировал из армии Конфедерации.

— Думаю, он был потрясен, когда понял, что война — это не только парады, красивая форма и хорошенькие девушки, бросающие цветы.

— Но что с ним станется? — Селена разрывалась между жалостью и презрением. — Он ведь никогда не сможет вернуться домой и посмотреть в лица родных и близких!

— Не стоит ему сочувствовать, — холодно сказал Брайн. — Если у его семьи достаточно денег, он с комфортом устроится в Европе. А если Юг проиграет войну, ему в любом случае некуда будет возвращаться.

— Не будут же янки жечь дома невинных граждан!

— Не сразу. Но с тех пор, как началась война, некоторые успели отличиться именно таким образом.

Пораженная его холодной отчужденностью, Селена спросила:

— Вы ведь выросли на Юге. Неужели в вас совсем нет патриотизма?

— У каждого человека свой патриотизм. Но если вы заговорите о рабовладении, о правах Штатов — для меня это ровным счетом ничего не значит.

— Я не понимаю, — сказала Селена, окончательно сбитая с толку.

— Вы и не должны понимать этого, — ответил капитан, беря ее за руку. — Вы продрогли. Вам не следует находиться на палубе в такой тонкой шали. Пойдемте, скоро обед.

Ночь за ночью, перед тем как заснуть, Селена лежала в кровати, натянув одеяло до подбородка, и думала о Брайне, человеке, которого она любила и так мало знала. Он был парией в Нью-Орлеане, но не объяснил ей почему. Потом Конфедерация доверила ему командование капером. Неужели он рисковал жизнью только ради денег?

Ворочаясь без сна на жестком матрасе, девушка с тревогой думала о том, что с каждым днем приближается не только к Ливерпулю, но и к тому моменту, когда Брайн оставит ее. На корабле он был добр с ней, и ничего больше. Как будто и не было той ночи, которую они провели вместе в Поинзиане. Ее тело не могло забыть сильные, нежные руки Брайна, его теплые губы и мгновение неистовой нежности, когда она полностью принадлежала ему.

До Ливерпуля оставалось плыть два дня, когда, готовясь ко сну, Селена услышала стук в дверь каюты и голос Брайна:

— Впусти меня, Селена.

Сердце девушки забилось быстрее, и она поспешила открыть дверь.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказал Брайн, вручая ей большой, аккуратно упакованный сверток.

Селена отступила в сторону, и капитан зашел в каюту, закрыв за собой дверь.

— Я хотел подождать до Ливерпуля… Но, похоже, тебе это нужно сейчас, — сказал он.

Селена развернула сверток, и глаза девушки засияли от радости и удовольствия, когда она увидела плащ из тонкой фиолетовой шерсти, сшитый по последней моде и отделанный широкими лентами фиолетового бархата. Цвет плаща подчеркивал необычный цвет глаз девушки, делая их похожими на аметист. Брайн купил плащ не только ради тепла, он выбрал цвет, который больше всего ей шел.

— Тебе нравится?

— Да, конечно. Спасибо тебе, Брайн. — Селена подошла к нему ближе.

— В Ливерпуле зимой будет холодно, мне было бы больно думать, что ты мерзнешь и в чем-то нуждаешься.

— Мне бы хотелось, чтобы мы никогда не доехали до Ливерпуля…

Отбросив с головы девушки капюшон, Брайн сжал в ладонях лицо юной красавицы.

— Мы пока еще не там, — мягко сказал он. Его руки обняли ее под плащом, и она почувствовала жар мужского тела. — Селена, я хочу тебя…

Отшвырнув плащ, Брайн взял Селену на руки и понес к кровати. Голова девушки была прижата к его груди, обнаженные руки обвивали крепкую шею. Страстный поцелуй, глубокий и настойчивый, прогнал все сомнения и опасения.

— Я тоже хочу тебя, — бесстыдно прошептала она. — Я хочу тебя каждую ночь.

Брайн снял с нее ночную рубашку, быстро разделся и лег рядом.

В этот раз Селена не чувствовала ни страха, ни необходимости сдерживаться. Она потянулась к нему, лаская его темные волосы и обнимая его. Селена откинулась на подушки, чувствуя, как его губы касаются изгиба ее шеи и, задержавшись на груди, начинают двигаться вниз, оставляя за собой пламенные следы. Он раздвинул ее бедра, и она ощутила его желание. При мысли о новой близости девушка протестующе вскрикнула. Но Брайн поймал ее запястья и сжал их. Спустя мгновение она уже задыхалась от наслаждения — его рот, руки ласкали белоснежное девичье тело. Собственное желание заставило позабыть о скромности. Селена вся отдалась новому наслаждению, каждым движением говоря, что она принадлежит ему, что готова исполнить любое его желание.

Склонившись над девушкой, Брайн мягко произнес:

— В этот раз я не сделаю тебе больно, любовь моя!

И больше не было слов, только тихие стоны наслаждения слетали с их губ.

Уже почти рассвело, когда Селена проснулась в объятиях Брайна.

— Мне лучше уйти, пока пассажиры не вышли на палубу, — сказал Брайн. — Я не хочу, чтобы твоя репутация пострадала.

— Какая разница? Через два дня мы сойдем с корабля и никогда не увидим никого из них.

Но пока Селена говорила, ей в голову пришла непрошеная мысль. Иветта де Реми…

Брайн и Иветта!

Селена ждала, что он скажет, что для него теперь нет более желанной женщины, чем она. Но Брайн молчал, и она тихо сказала:

— Ты не можешь оставить меня в Ливерпуле! Брайн, ты мне так нужен!

Капитан не проронил ни слова. Селена продолжила:

— Я знаю, что не безразлична тебе.

— Да, ты мне не безразлична.

— Тогда возьми меня с собой.

— Селена, это невозможно.

— Но почему же? — Девушка пристально посмотрела на него. — Ты… Ты ведь не женат, правда?

— Боже мой, нет! — Брайн рассмеялся. — Селена, я никогда ничего не говорил о браке. У меня есть определенные обязательства.

— Из-за этой войны? Но ты больше не командуешь капером, ты ведь продал «Хирон».

Встав, Брайн начал быстро одеваться.

— Какие бы у тебя ни были обязательства, я могу подождать. Если только…

— Я не хочу, чтобы ты ждала.

Вспомнив, как она быстро сдалась всего несколько часов назад, Селена задрожала от унижения.

— Но почему? Это все из-за Иветты?

Брайн продолжал одеваться, не глядя на нее.

— Это Иветта! Ты сделал деньги на войне, а теперь хочешь… в роскоши пересидеть войну в Париже.

Селена не отрывала прекрасных глаз от лица капитана.

— А если и так? — спокойно спросил он.

— Тогда, в Нассау, ты говорил мне, что чувствуешь за меня ответственность, потому что Марк был в твоей команде.

— Да, я и сейчас могу это сказать.