Аннет Клоу - Колдовское наваждение

Но и молодые леди, которых она затмевала красотой, не отставали в злословии.

Бекки Олдвэй, якобы пришедшая утешить Патрицию, смотрела на нее с таким злорадствующим любопытством, что Патриции очень хотелось выставить ее из дома.

Но самая бурная реакция была у брата Федерико. Услышав все городские сплетни, он вихрем влетел в гостиную, где находилась сестра. Его глаза гневно сверкали.

— Негодяй! Подлец! Изменник! Предатель! — кричал он сердито.

— Но только не своей армии, — улыбнулась Патриция, надеясь шуткой унять гнев Федерико. Ей совсем не хотелось обсуждать с братом то, что вызывало в ней сильное страдание.

— Может, я с тобой и соглашусь, но он все равно подлец, — сказал Федерико. — Поставить тебя в такое положение, сделать твое имя достоянием всех этих сплетников — это непростительно!

— Ну что теперь об этом говорить, Федерико? — ответила Патриция. — Бывают вещи и значительно хуже.

Федерико взглянул на нее и сказал:

— Я предполагал, что он может и не посчитаться с тобой. Так оно и вышло. Неужели ты не видишь этого? Теперь все будут сплетничать, что ты уступила ему. Ты даешь им основание так думать, потому что стала затворницей и перестала бывать в обществе. Знаешь, ты не должна так себя вести. Тебе нужно бывать в обществе и показать им всем, как мало тебя все это затронуло.

У Патриции слезы хлынули из глаз, и она, повернувшись лицом к брату, тихо произнесла:

— Но, Федерико, вся беда в том, что это очень затронуло меня. Видишь ли, я влюбилась в него.

— Не может этого быть! Ты же ведь так мало знаешь его, — сказал он.

Патриция пожала плечами, а Федерико, немного помолчав и подумав, продолжил:

— Ну, даже если и так, ты все равно не должна позволять им знать о твоих чувствах!

— Почему? Что из этого? — спросила она. — И какое мне дело до того, что они думают обо мне? — воскликнула Патриция в сердцах. — Ты сейчас похож на маму. Все, что ее беспокоит, так это «честь семьи», а что касается моих чувств, до этого никому нет дела. Когда она услышала об этом, то тотчас же сказала мне: «Ну, слава богу, что ты не наделала глупостей и не влюбилась в него, как та бедняжка Маккин, влюбившаяся в картежного шулера в прошлом году. Как переживала по этому поводу ее семья. Не думаю, что я смогла бы пережить это». Но, честно говоря, брат, я ничего другого от нашей матушки не ожидала. Но ты, Федерико…

Брат нахмурился. Лицо его было озабоченным. И вдруг Патриция поняла, что он был таким же, как и их мать, как и все в обществе. Имя и репутация для него были важнее всего.

Она вздохнула и вытерла набежавшую слезу. Глупо было бы с ее стороны ожидать от них чего-то другого. Это она была среди них странной, слишком странной, чтобы они могли понять ее.

— Мне очень жаль, Федерико, — сказала она нежным голосом. — И я не хотела бы разговаривать с тобой таким образом. Боюсь, что мои нервы больше не выдержат.

— Конечно, — согласился он и, улыбнувшись, тронул ее за руку. — Тебе нужно немного отдохнуть. Почему бы тебе не подняться к себе и не прилечь?

Патриция послушалась его совета и пошла к себе не потому, что ей захотелось отдохнуть, а потому, что ей хотелось побыть в одиночестве. Никто не понимал ее чувств, кроме, возможно, Полины, которая сама страдала от неразделенной любви. Но даже Полине она ничего не сказала — настолько глубока была ее душевная рана. Ей было слишком горько признаться, что она так легко была обманута шпионом и отдалась ему. Это больно ранило Патрицию и оскорбляло ее самолюбие.

Без сомнения, теперь он бахвалится перед своими друзьями-янки быстрой победой над южной красавицей, которая так доверчиво и легко поддалась на его ухаживания, как падшая женщина. О, как она ненавидела себя и его за обман! Как могла она позволить ему так быстро себя одурачить?

Джон Колдуэлл решил выехать со слугами на плантацию «Белль Терр», где они всей семьей обычно проводили жаркие месяцы. Необходимо было приготовить дом к приезду домашних.

Патриция не переживала по поводу отъезда отца, так как никто не мог ее сейчас утешить. Она только хотела, чтобы он взял с собой мать, потому что суетность и глупость Терезы сейчас ее особенно раздражали. Но отец не хотел оставлять Патрицию одну. Чтобы отвлечься, девушка проводила время, разбираясь в конторских книгах.

В пятницу, 18 апреля, когда Тереза сидела в гостиной, а Патриция читала книгу, раздавшийся отдаленный шум нарушил тишину и спокойствие.

— Что это было? — воскликнула Тереза, испуганно раскрыв глаза и театрально приложив руку к сердцу.

— О чем ты? — взглянула на мать Патриция, оторвавшись от книги.

— Боже праведный! Только не говори мне, что ты ничего не слышала! Какой-то странный звук!

В этот момент звук повторился, и Тереза торжествующе сказала:

— Вот! Слышишь? Слышишь?

Патриция пожала плечами.

— Это — гром, — сказала она и вернулась к чтению.

Миссис Колдуэлл вышла на веранду. Вернувшись, она заявила:

— Это не гром. На небе нет ни облачка!

— Наверное, гремит где-то вдалеке, мама, — пояснила Патриция.

— Это ружейная стрельба, — многозначительно сказала Тереза. — Я в этом уверена.

— Ружейная стрельба? — переспросила Патриция. — Какая может быть ружейная стрельба, если сражения идут за семьсот километров от нас?

— Тем не менее я уверена в этом, — твердо произнесла Тереза.

Патриция встала и закрыла книгу. Теперь она отчетливо слышала гул и согласилась, что он не был похож на раскаты грома.

— Мама, ты полагаешь, что это, может быть, форт сражается с янки? Неужели янки поднялись вверх по реке? — спросила Патриция.

— Поднялись вверх по реке? — повторила Тереза, вытаращив глаза. — Не глупи! Они никогда не смогут пройти форты, и я уверена, что они не настолько глупы, чтобы даже сделать такие попытки.

Когда появилась служанка, Патриция сказала, обратившись к ней:

— Джевел, пожалуйста, скажи Джозефу, чтобы он сходил в город и узнал, что это был за шум.

Патриция заметила какой-то странный взгляд и незнакомое ей выражение лица у чернокожей женщины, но не придала этому значения, решив, что Джевел была также обеспокоена странным звуком.

Спустя тридцать минут дворецкий Джозеф вошел в комнату.

— Мисс Патриция, это на фортах…

Миссис Тереза Колдуэлл всплеснула руками и приложила руку к сердцу. Ее дочь проигнорировала этот жест и продолжала расспрашивать дворецкого:

— Неужели янки стараются пройти форты?

— Нет, мисс, они обстреливают форты снарядами.

— Что? — Переспросили обе в один голос.