Вера Крыжановская - Болотный цветок
Она встала, неприятно пораженная внезапным возвращением отца, зная, что обыкновенно тот поздно приезжал из клуба; при ее возбужденном настроении всякая мелочь казалась подозрительной.
— Что бы это могло значить? — думала она.
Она стояла в нерешительности и колебалась, выходить ли ей или обождать, когда отец с гостем уйдет в кабинет.
Но Павел Сергеевич решил, по-видимому, остаться в курительной и крайне раздраженным голосом отвечал на какой-то вопрос приятеля, который Марина недослышала.
— Ты справедливо заметил, Костя, что я последнее время возбужден, и с тобой я буду вполне откровенен. Когда случилась история с Надин, ты был единственным моим поверенным. Не могу скрыть от тебя, что я боюсь нового скандала; боюсь его именно теперь, когда надеялся найти спокойное счастье.
— Послушай, Павел, может быть, все это пустяки, или ты просто сам создаешь себе пугало. Правда, твоя жена любит пококетничать, но какая же красивая женщина этого не делает? Пока она ведь не давала тебе серьезных поводов к неудовольствию, а уж теперь, когда Юлианна Адамовна готовится стать матерью, разумеется, она не примется за глупости.
Собеседники с минуту молчали, а затем опять заговорил Павел Сергеевич:
— Может быть, я и в самом деле слишком подозрителен, но во всяком случае чувствуется что-то сомнительное. Этот кузен Земовецкий, между нами говоря, первейший шалопай, — слишком уж часто бывает здесь. Я стал замечать какие-то шептания, а раз мне даже показалось, что Юлианна как будто выходила из дома, где живет граф.
Правда, она была под вуалью и очень скромно одета; тем не менее, я почти уверен, что не ошибся. Дама шла очень скоро, я следил за ней. Я поспешил домой и спросил прислугу, но швейцар, которого куда-то посылали, не знал ничего, а горничная уверила меня, что Юлианна не выходила сегодня из дому и теперь занята с портнихой. Но этой лукавой девке я не верю: она хитра, как бес и ханжа. Должен тебе заметить, что в доме три подъезда и два из них в переулок, где нет швейцара; один выход, между прочим, ведет в коридор и комнату Зоей. Этот случай не выходит у меня из головы и поселил во мне подозрения; да и вообще, самый вид этого вечно торчащего здесь господина мне претит.
— Позволь, но ведь граф ухаживает, кажется, за Тудельской?
— Гм! А кто его знает? Я не раз подмечал бешеные взгляды, которые бросала Тудельская на Юлианну и графа. Она несомненно ревнует его к жене, значит, имеет на то основания. Но я в таких делах шуток не признаю и смотрю за ними в оба: если накрою почтенную пару, то они дорого поплатятся.
И Павел Сергеевич ударил кулаком по столу.
— Я не потерплю, чтобы этот негодяй-мальчишка наставил мне рога, а если у меня явится хоть малейшее подозрение насчет ребенка, я убью ее, а с ним буду драться.
Голос его дрожал от сдержанного глухого негодования.
— Ты сумасшествуешь, Павел, — неодобрительно заметил Карятин. — Можно ли так увлекаться? Что выдумал: драться на дуэли с фатом из-за какого-то flirt'a? Я убежден, что твоя жена слишком хитра и осторожна, чтобы рискнуть на явную измену.
— Эх, брат, можно многое себе позволить.
— Нет, нет, этого я не допускаю. Разумеется, это не Надежда Николаевна, которая безумно любила тебя и была откровенна даже в своих ошибках; но в данном случае, мне кажется, ты увлекаешься и, при своей подозрительности, можешь по неосторожности устроить жене сцену, которая повредит ее здоровью, а ее положение требует осторожности. Наконец, у тебя взрослая дочь; подумай, как отзовется на ней весь этот скандал.
— Да, ты прав, Костя; я должен быть спокоен и осторожен. Спасибо, друг, за трезвое слово и обещаю тебе, что ничего не выдам, пока у меня не будет в руках явного доказательства преступности жены. — Через несколько минут оба они ушли в кабинет. Марину трясло, как в лихорадке. Едва ушел ее отец, как она скользнула словно тень в противоположную дверь, пробралась к себе в комнату и заперлась.
В душе боролись страх за отца и негодование на мачеху; виденная ею сцена между графом и Юлианной указывала, как будто, что подозрения отца, может быть, и основательны. Но, Боже мой, что будет, если он подметит какой-нибудь эпизод в этом роде? Ведь он убьет Юлианну и Земовецкого! Какое несчастье, какой срам и несомненные угрызения совести впоследствии!
Теперь единственным спасением во всех горестях для нее была молитва, и она стала на колени перед образами.
На следующий день они были вечером в театре, и Марина, к великому неудовольствию, заметила графа в первом ряду кресел. В антракте он пришел поклониться Адауровым и, не замечая, казалось, холодности Павла Сергеевича, остался у них в ложе на весь следующий акт.
Марина была как на иголках, и ее неудовольствие было таково, что, когда Земовецкий ушел, а Юлианна села в глубине ложи, она подошла к мачехе и вполголоса сказала:
— Хотела бы я знать, зачем это граф, как тень, бродит по пятам за вами?
Юлианна чуть вспыхнула.
— Я могу обратиться к вам с тем же вопросом, дорогая Мара, — смело и полунасмешливо ответила она. — Но, по правде говоря, не могу же я выгнать Станислава за то только, что он любуется вами.
Марина промолчала. Она не посмела ответить что-либо, могущее возбудить внимание отца и, может быть, усилить его подозрения, тем более, что в этот миг она уловила усмешку на лице Павла Сергеевича. Значит, он все слышал, хотя и разглядывал внимательно залу в бинокль.
А генерал все слышал, и вдруг его осенила мысль, что Марина, может быть, действительно приглянулась графу: она была достаточно хороша для этого. Тогда перешептывания жены с графом могли оказаться попросту сватовством.
Это соображение его успокоило; ухаживанье с этой стороны опасностью не угрожало, а неудовольствие Марины указывало, что граф ей не нравился и только.
Шел конец марта. Как-то поутру, проводив отца на службу, Марина по обыкновению пошла в будуар мачехи, чтобы читать с нею до завтрака, и в зале остановилась вдруг в замешательстве.
Из будуара доносился громкий разговор и визгливый голос Тудельской:
— Нет, нет! Не буду я молчать, а уличу тебя, бесстыдная кокетка, подлая интриганка, похитившая у меня сердце Станислава. А я-то, дура, столько месяцев служила ширмой для ваших любовных проказ! Но с меня довольно этих шуток, и теперь вы у меня в руках. Я вас выследила и перехватила письмо графа, достаточно выразительное, чтобы открыть глаза этому ослу Адаурову, кто тот кудесник, что награждает его наследником на шестом году супружества. Сегодня же пошлю это письмо твоему мужу и заранее поздравляю с ожидающим тебя приятным объяснением.
