Шеннон Дрейк - Ночь нашей любви
— Если не считать того, что Дэрроу мы упустили.
— Кто же знал, что его отзовут из крепости.
— Да, и все-таки…
— Аррен, понятно, что тебе не терпится прикончить Дэрроу, но мы захватили важную крепость. Пусть Эдуард и его прихвостни беснуются — это наша страна. Он может собрать полчища воинов, однако, чтобы нас покорить, никакой армии не хватит.
— Неужели?
— Хотя Шокейн принадлежал английскому вельможе, это не сделало местных жителей англичанами. Мне кажется, многие из них довольны, что замок перешел к нам. Хоть старый лорд был англичанином, но знал, что это шотландский замок и шотландские законы впечатаны в души людей.
— Надеюсь, — ответил Аррен. — Не хочу принижать чьи-либо заслуги, но что нам дала эта победа? Если Эдуард двинет против нас армию, придется оставить крепость. Сила была, есть и будет на его стороне. Шотландия раздроблена, наши вожди чаще думают о своей выгоде, чем о благе страны. В этом мы уступаем английскому королю. Наши знатнейшие вельможи мечтают сесть на трон, а потому качаются из стороны в сторону, как ветки на ветру, вместо того чтобы объединить усилия против Эдуарда. Если мы и дальше будем сражаться за слабого и бессильного шотландского короля, боюсь, ничего не добьемся, — подытожил Аррен, покачав головой. — Даже Роджер это понял, хотя он из его клана.
Балиол склонил голову перед Эдуардом, отрекся от престола. Такой человек не пример для воинов. Но мы сражаемся за Шотландию, а не за короля, потому что у нас нет выбора.
Эдуард отдает захваченное английским лордам, которые отбирают у шотландцев последнее, включая жен, дочерей и саму жизнь. Даже признавшие вассальную зависимость от Англии не могут защитить достоинство своих жен и дочерей.
— Конечно… — начал Рагнор, нахмурившись.
— Не только честь заставляет нас бороться, — продолжал Аррен. — Если мы перестанем сопротивляться, нас перебьют одного за другим. В сущности, мы боремся за выживание.
— И будем сражаться всю жизнь? — устало спросил Рагнор. — Нашим домом навсегда останется лес, куда нас загнали англичане? Тебя и раньше считали мятежником, а теперь, после нашей победы, наверняка станешь заклятым врагом Эдуарда. Думаю, он не замедлит отобрать все твои владения.
Рагнор был недалек от истины. Вскоре после резни в Берике английский король потребовал, чтобы шотландские землевладельцы принесли ему клятву верности. Более двух тысяч знатных лордов, включая претендентов на шотландский трон, присягнули, а многие из тех, кто воспротивился диктату Эдуарда, вскоре были предательски убиты. Аррен не сомневался, что его отец разделил их судьбу, как не сомневался и в том, что Ангуса Дэрроу специально подослали убить его.
— Конечно, Эдуард попытается лишить меня всего, но захватить и удержать — это разные вещи. В один прекрасный день Шотландия станет нашей. Да и что с меня теперь возьмешь? Остались только обугленные руины, выжженные поля, мои люди скрываются в лесах.
— Но ты же о них заботишься.
— Ты хочешь сказать, что мы грабим для них.
— Мы возвращаем награбленное, перехватывая шотландское добро, которое эти мародеры везут в Англию.
— Пожалуй. И в конце концов вернем себе Шотландию.
— Ты веришь в нашу победу? Или это прекрасная мечта? — спросил Рагнор.
— Не становишься ли ты больше меланхоликом, чем воином?
Рагнор усмехнулся:
— Я? Ведь я потомок отчаянных берсеркеров, а они сражаются, даже когда не знают ради чего. И все-таки мне хочется думать, что мы доживем до того дня, когда Шотландия будет принадлежать шотландцам.
— Ода!
— За это не грех и выпить, а? Эль здесь просто исключительный. — Наполнив две кружки из стоявшего на столе кувшина, Рагнор протянул одну другу и сделал несколько больших глотков.
— За жизнь! — провозгласил Аррен. Голова у него раскалывалась. Больше всего ему хотелось лечь в горячую воду, чтобы смыть пот, грязь и засохшую кровь, а потом отоспаться. — Рагнор, позови слугу, которому можно доверять. Кто охраняет башню?
— Молодой Нил из Пертшира. Заступил на рассвете вместо Томаса Гранта.
— Отлично. В полдень отправь туда Джошуа Мартина. И поставь самых зорких парней на стены. Вряд ли нас побеспокоят до утра, но…
— Я еще не собираюсь ложиться, а потом Джей присмотрит за всем. Не беспокойся, Аррен, мы прикроем твою спину, пока ты будешь спать. — Он помолчал, явно колеблясь.
— В чем дело?
— Знаешь, я не оспариваю твое право на месть, но…
Очень уж она странная, эта хозяйка Шокейна. Совсем не такая, как мы думали.
— Неужели? — буркнул Аррен, недовольный тем, что каждый лезет к нему со своим мнением о невесте Дэрроу.
— Согласись, ведь мы ожидали увидеть дурочку или холодную, расчетливую стерву, вдохновленную Дэрроу пить человеческую кровь, лишь бы выслужиться перед Эдуардом.
Мы просто в изумлении. Она совсем не такая. Смелая, решительная.., самый отважный воин в замке, можно сказать.
— Похоже, все уже обсудили леди Кайру? — поинтересовался Аррен, удивляясь, почему это его так бесит.
— Да.
— И нашли ее привлекательной?
— Вполне благородной.
— Ну, кое-кто может счесть благородным и Эдуарда. А он только благородный мясник.
— Не кипятись, Аррен. Да, мы признаем ее достоинства, но прежде всего беспокоимся о тебе. Каждый из нас разделяет твой гнев и боль, мы никогда не забудем того, что произошло в Хокс-Кейне. Ты имеешь право на все, принадлежащее Дэрроу.
Мерзавец должен умереть тысячу раз, а потом вечно гореть в аду. Его женщина по справедливости твоя. Но ты не боишься проснуться с ее ножом в горле?
— Я не дам ей такой возможности, — ответил Аррен. — Она не застанет меня врасплох.
Рагнор с сомнением посмотрел на него, затем неохотно кивнул. Услышав шаги, друзья обернулись. В зал вошел худощавый мужчина небольшого роста с темными живыми глазами и сединой в волосах. Он был в простой рубахе из беленого холста и теплых шерстяных штанах. Аррен подумал, уж не скинул ли он только что верхнюю одежду с гербами Кинси.
— — Почтенные сэры, могу ли я видеть… — Человек осекся. — Сэр Аррен?
— Да. Разве мы встречались?
— Истинно так, сэр, хоть вы и запамятовали. Я был грумом, когда вы приезжали в замок со своим батюшкой.
Меня зовут Гастон. — Он добродушно усмехнулся. — Вы, добрый сэр, тогда вытащили меня прямо из-под копыт серого жеребца.
Аррен улыбнулся, вспомнив тот случай.
— Тебя нельзя подпускать к стойлу. Ты не любишь коней.
— Я их ненавижу, сэр, да и они меня тоже не жалуют. — Гастон посерьезнел. — Сэр, простите мою болтливость, я пришел узнать, не нужно ли вам чего.
— Ты волен говорить когда пожелаешь. Наверное, ты уже главный среди здешней прислуги?
