Конни Мейсон - Леди-колдунья
— Капитан Джонс приказал Лису вернуться в воды Америки, и Адам отправился с ним. Лиса стали искать слишком настойчиво, и капитану это не понравилось. Что же до Адама, ему давно пора вернуться домой.
— А как же наследство?
— Он никогда не собирался надолго оставаться в Англии. Отписал здешние земли какому-то дальнему родственнику, сохранив только деньги и титул.
— Вот как. Значит, я никогда больше его не увижу. Он… он ничего не велел мне передать?
— Нет, миледи. Прошу прощения.
— Просить прощения ни к чему, Мак. — Алекса натянуто улыбнулась. — Полагаю, прошлой ночью он сообщил все, что хотел.
Алекса вспомнила о том, как холодно ласкал ее Адам накануне. Его грубое обращение открыло ей, что для него она лишь дочь Джона Эшли, которому Адам намеревался отомстить за смерть своего отца. Он никогда не узнает, что она носит под сердцем его ребенка.
Глубоко втянув в себя воздух, Алекса справилась с дрожью и вышла. А Мак проклял день, когда встретился с Адамом Фоксуортом и стал его сообщником.
Поднявшись до середины лестницы, Алекса вдруг замерла при мысли, что свое дитя она, возможно, зачала не от Адама, а от Лиса!
Глава 5
Лондон, 1778 год
Алекса, одетая весьма необычно, была благодарна Маку за то, что он нанял закрытый экипаж, чтобы довезти ее до отцовского дома. Зная, что лондонский сезон только что начался, Алекса была уверена, что отец находится в их лондонском особняке, расположенном на фешенебельной площади, окруженной зеленым парком. Она отчаянно молилась, чтобы ее приезд остался незамеченным, потому что и без того очень скоро ее имя будут трепать все сплетники Лондона.
Когда они подъехали к воротам огромного двухэтажного дома, Мак выразил настойчивое желание проводить ее до дверей, но она уговорила его не делать этого.
— Нет, Мак, — Алекса покачала головой, — лучше, чтобы вас не видели. Я совершенно не представляю себе, какова будет реакция моего отца и как он поступит.
— Но ведь он ничего вам не сделает, да? — тревожно спросил Мак. Судя по словам Адама, Джон Эшли — это просто ученик дьявола.
— Я — его единственный ребенок, — успокоила его Алекса. — Он не станет наказывать меня за то, что произошло не по моей вине.
Мак вовсе не был в этом уверен, но ему ничего не оставалось, кроме как предоставить Алексу ее судьбе.
— Хорошо, Алекса, вы лучше знаете вашего отца. Но если я вдруг вам понадоблюсь, вы найдете меня в «Олене и горне», я пробуду там две недели, прежде чем покину Лондон.
— А вы… вы скоро увидите Адама? — не удержалась от вопроса Алекса и тут же пожалела, что эти слова сорвались у нее с языка. Она отвернулась и не успела заметить сочувственный взгляд Мака.
— Вряд ли. А вы хотите что-то ему передать?
— Нет, — солгала Алекса. — Чем быстрее я забуду его и начну новую жизнь, тем лучше. Я уверена, мы с Чарлзом обвенчаемся, как только он узнает, что я вернулась.
Эти слова она произнесла так храбро, с такой убежденностью, что Мак не удержался и нежно поцеловал ее в лоб.
— Будьте счастливы, миледи.
С огромной грустью он смотрел, как хрупкая женщина вышла из экипажа. Теперь он не мог больше здесь оставаться. С первого же мгновения, когда он увидел Алексу, сердце его было отдано ей. Если бы он занимал соответствующее положение в обществе, то предложил бы ей руку и сердце, вместо того чтобы возвращать ее домой, как приказал ему Адам. Но он знал, что его мечты неосуществимы. Он был одним из десяти отпрысков бедных ирландских иммигрантов. Он ничего не мог предложить Алексе, кроме своей любви. Пусть лучше выходит за своего Чарлза и займет полагающееся ей место в обществе. Знай он с самого начала, как глубоко его чувство к прекрасной Алексе, он никогда не позволил бы Адаму осуществить его дьявольский план. Хотя они и друзья с Адамом, Мак предпочел бы драться за Алексу на смерть, чем позволить ему осквернить ее.
Дрожащими пальцами Алекса обхватила большой бронзовый молоток. Почему она так напугана? Это ведь ее дом, отец наверняка рад будет видеть свою дочь в целости и сохранности. Трижды постучав в дверь, она отступила и стала ждать.
Дверь отворила пожилая женщина в черном платье и белоснежном фартуке. Седые волосы были уложены аккуратным пучком, а полные сочувствия темные глаза смотрели на жалкую фигуру, стоявшую у дверей.
— Нищих кормят у черного хода, — сказала женщина, собираясь закрыть дверь.
— Мэдди, погодите, это я! — воскликнула Алекса, и ее прекрасное лицо затуманилось печалью. — Я вернулась домой!
Домоправительница узнала свою госпожу, едва услышав ее голос.
— Ах, моя госпожа Алекса! — воскликнула она, закрыв лицо передником. — Вы вернулись домой!
Алекса вошла в дом, закрыла за собой дверь и обняла плачущую Мэдди. Сколько Алекса помнила себя, Мэдди была их домоправительницей и почти заменила ей мать. Когда отец Алексы бывал слишком занят, Мэдди не оставляла своим вниманием осиротевшего ребенка.
— Я дома, Мэдди, — успокаивала ее Алекса. — Не плачь. Со мной ничего не случилось.
— Но записка, миледи! В записке, которую ваш отец получил, говорилось, что вы были… были…
— Мы поговорим об этом потом, Мэдди, — сказала Алекса. В записке наверняка говорилось о том, что с ней произошло. — Сначала мне нужно поговорить с отцом. Он дома?
Джон Эшли стоял на верху лестницы, раздраженный тем, что громкие голоса помешали его работе. В свои сорок пять он был еще элегантен, однако нрав имел жестокий и слуг держал в страхе. Алексе он редко показывал эту сторону своей натуры, но среди своих приятелей приобрел репутацию человека злого и мстительного. Король Георг очень ценил его, потому что на него можно было положиться — он быстро и безжалостно расправлялся с врагами своей страны и короля. В его душе не было места сочувствию.
Свою единственную дочь он любил, питал к ней нежность. Но не будь Алекса такой красивой и послушной, его отношение к ней было бы совершенно иным. После того как он убил любовника своей жены, он внимательно на протяжении многих лет искал проявлений непостоянного нрава жены в своей маленькой дочери. Но к счастью, девочка не проявляла никаких признаков того, что превратится в шлюху, как ее мать.
— Ах, сэр Джон! — радостно вскричала Мэдди. — Леди Алекса вернулась!
Сэр Джон смотрел на хрупкую фигурку, одетую в грязную белую рубаху и штаны, на мятый носовой платок, покрывающий длинные волосы, и не верил своим глазам.
— Алекса, это действительно вы? Что вы здесь делаете?
Алекса хотела было броситься в отцовские объятия, но его слова заставили ее замереть на месте. Широко раскрыв фиалковые глаза, она смотрела, как он медленно спускается по лестнице. Он оглядел дочь с плохо скрытым презрением, и она задохнулась.
