Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек. Время любить

— Приятного аппетита, — пожелала всем Розетта.

— Эта юная барышня очень забавная, — заметил гость.

— Да, это мой солнечный лучик, — улыбнулась Анжелина.

— Солнечный лучик, который делает все, что придет ему в голову, — добавила Жерсанда, которую словечки Розетты вовсе не забавляли.

Но это ничуть не испортило приятную атмосферу, в которой проходил ужин. Октавия удостоилась искренних комплиментов. Лорд Брунел высоко оценил жареного гуся, гарниром к которому служили белые грибы и картофель, хотя грибы, по признанию самой служанки, были заготовлены ее стараниями впрок осенью. Десерт был простым, но все же это было любимое лакомство хозяйки дома: теплый флан[4], политый медом.

— А теперь ликеры! — воскликнула Жерсанда. — Анжелина, раздуй огонь!

Даже этой теплой весной, не такой дождливой, как обычно, старая дама требовала, чтобы в камине ярко пылал огонь. Об этом заботилась Анжелина, когда проводила вечер на улице Нобль.

Несмотря на свой роскошный наряд, Анжелина принялась хлопотать у очага. Она с удовольствием слушала истории, которые рассказывал лорд Брунел о королеве Виктории. Она узнала, что корона может служить поводом для серьезных опасностей. Королева стала жертвой трех покушений, правда, ни разу не была ранена. Малькольм Брунел также поведал, что с возрастом королева уже не походила на ту милую особу, портрет которой был напечатан в «Иллюстрасьоне». Перед глазами Анжелины мелькала вереница красочных образов, сверкали бриллианты, матово поблескивал изысканный жемчуг. Она погрузилась в мечтания.

— Вам ликер из горечавки или из смородины, мадемуазель Энджи? — раздался голос Розетты.

— Но ты ведь не собираешься меня так называть? — прошептала Анжелина.

— Почему бы и нет? Это короче, и к тому же мне нравится.

С этими словами Розетта подала тягучий напиток темнофиолетового цвета. Она выбрала смородиновый ликер, зная вкусы Анжелины.

Лорд Брунел и Жерсанда сели около камина.

— Расскажи, как ты провела день, — попросила Анжелину старая дама. — Сегодня утром ты ведь помогала Фаншоне, дочери хозяев таверны?

— Да, мадемуазель. Но подходит ли эта тема для беседы? Особенно в присутствии вашего друга…

— Я понимаю ваши сомнения, моя дорогая, — сказал лорд. — Вам делает честь то, что вы не хотите рассказывать о ваших пациентках. Но все же хочу выразить свое восхищение вами и уважение. Женщины, занимающиеся этим тяжелым и вместе с тем прекрасным ремеслом, порой служат последней надеждой матери и отца. Благодаря вашим рукам — а у вас просто-таки детские руки — дети появляются на свет и с радостью познают мир.

Неожиданно лорд опустил голову. Его глаза наполнились слезами. Тем не менее он продолжил:

— Sorry…[5] Моя супруга Мэри умерла, рожая нашего четвертого сына. Ребенок не выжил. Эта трагедия произошла более тридцати лет назад, но я до сих пор страдаю. Мне казалось это чудовищной несправедливостью.

— Мне очень жаль, — пробормотала Анжелина.

Она, душой болеющая за свое дело, не смогла удержаться и спросила лорда:

— Но что случилось?

— Доктор приехал слишком поздно. Моя мать и горничная старались изо всех сил. Пуповина задушила ребенка, а у моей жены началось кровотечение. Я больше так и не женился. Я никогда не любил других женщин, только мою Мэри.

В комнате воцарилось молчание. Жерсанда, знавшая эту печальную историю, задумчиво смотрела на языки пламени.

— Вы хвалите мое ремесло, милорд, и я за это вам очень признательна. Но невозможно избежать неудач, — заговорила Анжелина. — Этой ночью мне с трудом удалось спасти женщину. Но, увы, ребенок умер. Когда случается нечто подобное, я разделяю горе родителей. Господь и природа порой «раздают плохие карты»…

Взволнованный словами Анжелины, лорд Брунел пристально посмотрел на молодую женщину. Он находил ее красоту такой странной, такой необычной, что сравнивал эту женщину с аметистовыми глазами с величественной феей, живущей на земле во имя любви к людям. Но в ее облике он улавливал и тайную печаль, и какое-то неудовлетворение собой.

— Я так счастлив, что встретил вас, Энджи! — воскликнул лорд.

В ответ Анжелина рассеянно улыбнулась. Ее потрясла верность этого пожилого мужчины своей обожаемой супруге. И вновь ей страстно захотелось любить и быть любимой. Мысли Анжелины устремились к Луиджи, жгучие глаза которого всегда волновали ее. «Где он? Почему он не возвращается сюда, в дорогие моему сердцу горы?»

Лежа на кровати, Луиджи видел колокольню собора Святой Эвлалии, похожую на резную каменную стрелу. Наступила ночь, небо начало чернеть. Но большой испанский город не спал. Из соседних домов доносились оживленные разговоры, смех, отголоски жаркой ссоры, ритмичные песни.

— Долорес! — позвал он. — ¡Madre de dios![6] Долорес?

Луиджи еще раз проклял свою неловкость, в результате которой он оказался прикованным к этой кровати со смятыми простынями, запертым в четырех стенах. В надежде заработать несколько су он сделал слишком сложный пируэт на берегу Льобрегата перед стайкой прелестных девушек в разноцветных платьях. Именно одна из них — Долорес Мингуэс — приютила Луиджи и принялась лечить его вывихнутую щиколотку. Старый доктор, живший по соседству, поставил этот диагноз поспешно, после беглого, но мучительного осмотра. Однако Луиджи сомневался в верности диагноза, ведь прошло уже три недели, а улучшения не наступало. Луиджи боялся, что у него перелом, и чуть не умирал от страха.

— Если бы я мог наступать на эту чертову левую ногу, то давно бы уже сбежал отсюда, — простонал он. Лоб его был покрыт мелкими капельками пота.

Вынужденное заточение доставляло Луиджи невыносимые страдания, ведь он привык бродяжничать и спать под звездным небом. В очередной раз громко выругавшись, он взял с прикроватного столика графин с водой и налил себе стакан. В ту же минуту застекленная дверь отворилась и в комнату вошла молодая женщина.

— ¡Querido mió![7] — произнесла она тоном, в котором звучали сладострастные нотки. — Почему ты так громко кричишь? Лежи спокойно, если хочешь быстрее выздороветь.

Долорес Мингуэс склонилась над своим возлюбленным. Она нежно отбросила назад несколько черных прядей, прилипших к влажному лбу больного.

— Ты проголодался? Я велела пожарить рыбу с перцем, как ты любишь.

Луиджи недоверчиво посмотрел на нее. В ответ же она пылко поцеловала его.

— Ты такой красивый! Ты мне очень нравишься! — прошептала Долорес.