Карен Хокинс - Клятве вопреки
Маркейл вела себя чрезвычайно осторожно, чтобы никто не узнал, что она приехала сюда, и, кроме трех сопровождавших ее слуг, все думали, что она дома, лежит в постели с лихорадкой.
Но все же она не могла находиться здесь слишком долго: предстояло начать репетировать новую мелодраму под названием «Али Паша». Пьеса лежала у нее в дорожной сумке, и Маркейл собиралась прочитать ее в дороге, но тряска экипажа не позволила ей это сделать.
Маркейл раздраженно подошла к серванту, налила себе стакан воды и, сев в кресло, вытянула ноги.
Создавалось такое впечатление, что шантажист намеренно старается растоптать ее волю, унизить. Это была глупая мысль, так как предполагала, что человек испытывает личную неприязнь к ней, но у Маркейл, как она считала, не было врагов. Кому она перешла дорогу?
Это правда, разве нет? Кому же ни с того ни с сего захотелось погубить ее жизнь? С какой целью?
Постукивая пальцами по подлокотникам кресла, Маркейл перебрала в уме всех людей, с которыми была достаточно близко знакома, чтобы они могли желать ей зла или, напротив, добра, и обнаружила, что список на самом деле короткий.
Много лет она вела замкнутый образ жизни, ездила только в театр и из театра, по утрам часто совершала верховые прогулки с Колчестером, чтобы напомнить миру, что они, как все считали, прекрасная пара, и еще навещала бабушку. Она никого больше не знала настолько хорошо, чтобы иметь врагов.
Вся эта ситуация напомнила ей одну из мистических пьес, которую театр ставил днем и рано вечером для зрителей по дешевым билетам. Маркейл, нервно поежившись, встала, достала из сумки сценарий и, вернувшись в кресло, принялась за чтение.
Часа через два она уже начала дремать и от стука в дверь вздрогнула.
— Наконец-то, — пробурчала она и, встав на ноги в одних чулках, бросила сценарий на кровать.
Схватив ботинки, Маркейл натянула их и, не зашнуровав, поспешила к туалетному столику, чтобы подколоть волосы.
Стук повторился — более настойчивый.
— Минутку!
Мисс Чаллонер, конечно же, не терпелось получить заветную вещицу. Маркейл бросила взгляд на свою дорожную сумку. Интересно, какова настоящая ценность этой реликвии?
Хотелось бы знать.
Стук снова повторился, но на этот раз еще громче, и она сердито откликнулась:
— Сейчас!
Заколов шпильки, только чтобы убрать волосы с плеч, Маркейл подошла к двери, повернула ключ и открыла ее.
— Мисс Чаллонер…
Уильям Херст схватил ее, словно мешок с песком, сунув под мышку и прижав к бедру. Те несколько шпилек мгновенно выпали у нее из волос, а ее платье стало сырым от его мокрой одежды.
— Ты мокрый! Проклятие, Уильям, отпусти меня!
— Черта с два! — Он пересек комнату, не обращая внимания на то, что она извивалась и брыкалась. — Прекрати, или сделаешь себе больно.
Это окончательно взбесило ее, и Маркейл стала еще яростнее извиваться и колотить его, сколько было сил.
— О-о-у! — взвыла она, задев носком ноги за комод, так что соскочил незашнурованный ботинок.
— Я тебя предупреждал.
— От-пус-ти ме-ня! Клянусь, если ты этого не сделаешь…
Он сжал ее так крепко, что с ее губ слетало только дыхание и больше никаких звуков. Сжав руки в кулаки, она изо всех сил ударила его по бедру.
— Сейчас же прекрати. Дура набитая!
От повелительного тона Уильяма Маркейл инстинктивно замерла — и, возможно, так было лучше, потому что у нее болели пальцы. Есть время сражаться — и время составлять планы. Сейчас как раз настало время обдумать ситуацию и решить, что делать.
Подойдя к кровати, Уильям бросил ее на матрац и вернулся, чтобы запереть дверь.
Воспользовавшись моментом, Маркейл села и, отодвинувшись на край кровати, краем глаза увидела на полу у своих ног дорожную сумку.
Она быстро расправила юбки, встряхнула их якобы для того, чтобы вернуть им первоначальные складки, и, спрятавшись за этим жестом, пяткой толкнула сумку под кровать. Сумка немного продвинулась, но затем уперлась в какой-то невидимый предмет, и Маркейл пришлось просто прикрывать ее юбками.
Положив ключ в карман жилета, Уильям прислонился к двери, сложил руки на широкой груди и наградил Маркейл самодовольной улыбкой.
— Вот так. Я предложил бы тебе отравленного портвейна, но, к сожалению, у меня его нет.
— Интересно получается. — Откинув с лица волосы, она убрала их на одну сторону. — Похоже, в последнее время мы не можем обойтись друг без друга. К чему бы это?
— Я был бы счастлив обойтись без тебя, если бы мог. Мне нужна эта вещица, которую ты украла.
— Сожалею, но я уже отдала ее законному владельцу.
— Которым является мой брат. Он купил ее в Египте несколько месяцев назад.
— Он ее похитил, поэтому не является законным владельцем.
— Так тебе сказали?
Она открыла рот, но быстро закрыла его.
— Но ведь это правда… разве нет?
— Ты даже не уверена в этом, да? — Уильям с таким отвращением посмотрел на нее, что она покраснела. — Маркейл, что, черт возьми, происходит?
Прочитав правду на лице Уильяма, она совершенно растерялась. В конце концов, трудно было определить, где правда, а где ложь.
Скорее всего, все было ложью. Ей не следует удивляться, потому что ее шантажист — прохвост и сукин сын. Чувствуя, что ей становится нехорошо, Маркейл разгладила юбки и упрямо заявила:
— Мне сказали, что она украдена, и я должна доставить ее законному владельцу.
— Кто он? Кто этот «законный владелец»?
Она пожала плечами, стараясь придать себе безразличный вид, хотя ее интересовало то же самое. Маркейл без вопросов приняла рассказанную ей историю, просто потому, что было удобнее ни о чем не спрашивать. Меньше знаешь — крепче спишь.
Не сводя с нее взгляда синих глаз, Уильям провел рукой по мокрым волосам и убрал их со лба. Большинство мужчин выглядели бы довольно нелепо с заглаженными назад волосами, но строгий стиль шел Уильяму, подчеркивая выразительные черты его лица.
Он не был в полном смысле слова красивым, как Колчестер, который казался мягким в сравнении с Уильямом. Скулы и лоб Уильяма были очерчены резкими линиями, а его синие глаза, затененные роскошными длинными ресницами, смотрели проницательно и твердо. Он выглядел именно таким, каким был, — сильным, решительным и настойчивым. Когда-то она любила, лежа рядом с ним в постели, кончиком пальца обводить его профиль. Теперь же Уильям едва терпел ее присутствие.
— Ты лжешь.
Он сказал это убежденно, в его словах даже не содержалось вопроса.
— Нет. Мне сказали, что драгоценная вещь принадлежит другому лицу.
