Анастасия Туманова - Страсти таборных цыган
– Иди спать! – свирепо сказала Варька, хватая кнут.
Илья смущенно улыбнулся, подождал, пока телега проползет мимо него, и вскочил в нее на ходу.
Настя сидела на подушках. Увидев мужа, она через силу улыбнулась, подвинулась:
– Ложись.
– Ну, что ты, Настька? – Илья растянулся на старой перине, закинув руки за голову. – Что с тобой, девочка? Бог удачу послал, такое дело сделали… Все, что хочешь, тебе теперь купить можно! На свадьбе у Мотьки красивей всех будешь! Что хочешь, кольцо, серьги? Говори!
– Ничего не хочу. Ложись.
– И ты ложись!
– Весь в репьях, как в медалях… Лежи, не дергайся! – выпутывая колючие комки из волос мужа, Настя старалась говорить сердито, но голос дрожал, слезы ползли по лицу, падая на разгоряченный лоб Ильи, и он не решался их вытирать. Настя еще не выбрала последний репей, а Илья уже спал, запрокинув лохматую голову и улыбаясь во сне.
Глава 3
До Смоленска добирались десять дней. Илья ругался, гнал ни в чем не повинных гнедых, орал на Варьку, поднимал всех до рассвета и останавливал лошадей уже в полной темноте – но ничего не помогло. Они опоздали: табор уехал из деревни, где обычно зимовал, и тронулся в путь. Немного утешило Илью только одно: деревенские рассказали, что свадьбу цыгане играть не стали, уговорившись справить ее под Рославлем.
– Да за каким нечистым их в Рославль-то понесло?! – не мог успокоиться Илья. – Каким там медом намазано? Из ума они выжили, что ли?
– Каждый год ведь так ездили… – напомнила Варька. Лучше бы не напоминала.
– А ты молчи! Из-за тебя все! То ей на ярмарку надо, то в село, то ей кофту какую-то подавай, то черта лысого… Вот как брошу вас посередь дороги и верхом уеду! Да чтоб я к Мотьке на свадьбу из-за бабья опоздал?! Он мне до гроба не простит и прав будет!
И на ярмарку заехать, и кофту купить нужно было не Варьке, а Насте, и та все время порывалась сказать мужу об этом, но посмеивающаяся в кулак Варька украдкой дергала ее за рукав, вынуждая молчать. Когда Илья, вволю наоравшись, плюнул на дорогу, вспрыгнул на передок и завертел кнутом над спинами гнедых, она шепнула расстроенной Насте:
– Ну, что ты суешься-то? Не будет ничего… Знаешь, как черт кошку стриг? Шуму много, а шерсти мало. Илья, если по-настоящему злой, молчит, как каменный. Вон, когда ты за него замуж не шла, он за всю зиму пяти слов не сказал… Эй, морэ, ты куда погнал?! Не догоним ведь!
– А по мне, так и оставайтесь, толку с вас… – донеслось с телеги. Варька с Настей переглянулись, засмеялись и побежали взапуски вслед за скрипящей и раскачивающейся колымагой.
Вороную кобылу Илья продал на смоленском рынке, продал быстро и за хорошие деньги. У Насти появились две новые юбки, золотые серьги, шелковый красный платок и настоящая персидская шаль из переливающейся ткани. Про последнюю обнову Илья с гордостью говорил: «Полкобылы на нее одну ушло!» Теперь было не стыдно ехать и на свадьбу. Подарок – вороной жеребец – бодро бежал за телегой, и Илья уже поглядывал на него с сожалением. Варька шутила:
– До Рославля Илью жаба задушит, не отдаст, сам ездить будет.
– Не дождешься! – рычал Илья. – Слово сказал – значит, так и будет! Успеть бы только, дэвлалэ!
Они успели. К вечеру четвертого дня еще издали послышались песни и крики, которые с каждым шагом лошадей звучали все отчетливей и звонче. Задремавший было с вожжами в руках Илья разом встряхнулся, поднял голову, привстал на передке – и вытянул кнутом гнедых:
– Сыгэдыр, бэнга[14]!!!
Испуганные лошади рванули так, что спящие в телеге Варька и Настя проснулись и завизжали на всю дорогу. Илья даже не обернулся и сплеча хлестал кнутом гнедых, встав на передке в полный рост.
– Дэвла, что такое?! – Настя, держась за край качающейся телеги, неловко села. – Илья! Что там?!
– Да ничего! – ответила вместо Ильи Варька. – Вытаскивай свое платье, серьги надевай! Кажись, успели на свадьбу-то, сейчас с налету тебя плясать погонит! Чтоб он утерпел тобой не похвастаться?..
Впереди уже показались верхушки цыганских палаток, дым костров поднимался к небу, многоголосая песня гремела над полем, слышался смех, топот сотни пляшущих ног. Еще один удар кнутом – и перед Ильей открылась небольшая горка, вся, как заплатами, покрытая шатрами. Навстречу подъезжающим бросилась голая мелюзга. Телега чудом не влетела в свадебную толпу, уже раздались испуганные крики, но Илья со всей силы потянул на себя вожжи:
– Тпр-р-р, стоять! Стоять, проклятые!
Лошади стали как вкопанные. Илья спрыгнул на землю, бросил на передок кнут и с широкой улыбкой крикнул:
– Тэ явэньти бахталэ, ромалэ!
Толпа цыган тут же взорвалась восторженными воплями:
– Илья! Илья! Смотрите, это же наш Илья! Смоляко!
Илья шагу не успел сделать – а к нему со всех сторон помчались молодые цыгане, налетели, облапили, чуть не повалили на землю:
– Смоляко! Гляди ты – прилетел! Как ты? Что ты? Откуда? У, какой вороной привязан!
– Отстаньте, черти! – со смехом отбивался Илья. – Пошли вон, кому говорю! Будете жениться – и к вам на свадьбу прилечу! Где дед?
Но дед Корча уже сам шел навстречу. Цыгане расступались перед ним.
– А-а, Смоляко. Явился все-таки, – сказал он вместо приветствия. Илья опустился перед стариком на колени.
– Будь здоров, дед.
– И тебе здоровья. А мы-то ждали-гадали – будешь на свадьбу или в городе корни пустишь… Нет, смотрите – принесся как на крыльях, чуть весь табор не передавил, как урядник какой! Кнута бы тебе хорошего за такую езду!
Цыгане грохнули смехом.
– Я ведь Мотьке обещал! – Илья вскочил на ноги, осмотрелся. – Где он?
Но сначала требовалось подойти к родителям молодых, и Илья пошел в окружении смеющихся цыган к праздничному шатру. По всему холму чадили угли, на них бурлили огромные котлы с едой, прямо на траве были расстелены ковры и скатерти, на которых красовалась лучшая посуда, стояли блюда с мясом, курами, картошкой и овощами, возле одной палатки исходил паром пузатый самовар. Вокруг варева суетились женщины; на коврах восседали, солидно поджав под себя ноги, мужчины и старухи. Несколько молодых цыган играли на гармонях, девушки плясали, поднимая босыми ногами пыль. Илья прошел к самой высокой палатке, возле которой чинно сидели родители жениха и невесты.
– Будь здоров, дядя Степан, тетя Таня… Тэ явэн бахталэ, Иван Федорыч, Прасковья Семеновна. Счастья вам, поздравляю.
– Будь здоров и ты, – ответил за всех отец невесты, серьезный некрасивый цыган с длинным шрамом через все лицо. – Вспомнил-таки про нас в своей Москве? Ну, иди, иди, чяво, с Мотькой поздоровайся.
Все приличия были соблюдены – и Илья, уже без всякой чинности, кинулся к молодым. Жених вскочил навстречу, друзья обнялись с размаху и заговорили, засмеялись одновременно, хлопая друг друга по плечам.
