Лора Гурк - Пари с маркизом
– У меня есть все права! Счастье многих юных девушек зависит от выбора мужа с хорошим и честным характером. Вы, сэр, к таковым не относитесь. И я теряюсь в догадках, почему вас волнует эта история.
– Волнует? Леди Федерстон, я не взволнован. Я в ярости.
– С какой стати? Согласно вашим же вчерашним словам, вы готовы предстать перед обществом, как честный охотник за приданым. Если это правда, какое имеет значение, раньше или позже станет известно о ваших финансовых затруднениях?
– Если бы новость стала известна позже, я бы успел получить ссуду от банкиров, и этого хватило бы, чтобы продержаться до конца сезона, а к тому времени я надеялся обвенчаться или хотя бы обручиться. Теперь благодаря вам у меня нет даже этой крошечной возможности. Я не смогу обеспечить себя наличными, чтобы арендовать дом в городе, оплатить счета и заплатить слугам. Как можно наладить нужные связи и найти невесту, если я не в состоянии привести в порядок дом, в котором собираюсь устраивать приемы?
– Это не мои заботы. Может, вам следовало откладывать часть денег, когда они у вас имелись? Сберечь их на черный день?
– Возможно, – вынужден был согласиться Николас. – Но теперь поздно об этом говорить.
– Да уж. Но что до меня, то я испытываю облегчение, зная, что ни одна юная леди не будет введена в заблуждение и соблазнена негодяем вроде вас при свечах вашего званого ужина.
– Званого ужина? – процедил Николас сквозь зубы. – Сомневаюсь, что смогу теперь получить хотя бы косточку у мясника. И все благодаря вам. А что до честности, то да, я собирался быть честным насчет своих обстоятельств с моей будущей женой и ее семейством, но вовсе не рассчитывал, что их будут смаковать в бульварных газетенках! Вы говорите, что заботитесь о чужой репутации, мадам, но это не совсем так, верно? Вас волнуют только определенные репутации, а вот остальные, что очевидно, нисколько.
На мгновение на лице леди Федерстон промелькнуло что-то похожее на чувство вины, но исчезло так быстро, что Николас не был уверен в увиденном.
– Вас собственная репутация ничуть не заботит, – произнесла она после недолгой паузы. – Так почему она должна волновать меня?
– Потому что так вы превращаетесь в обманщицу! Изображаете из себя женщину чести и достоинства, но при этом, не колеблясь, черните репутацию человека, которого порицаете, основываясь лишь на собственных предвзятых представлениях о его характере!
– Ваша репутация уже испорчена сверх меры, причем вашими же собственными стараниями. И вы, похоже, вполне готовы вместе со своей запачкать репутацию любой молодой женщины. И, – добавила Белинда, когда Николас попытался возразить, – ваш образ жизни после того прискорбного инцидента вряд ли говорит в вашу пользу. Все это вместе с тем, что вы наговорили тут вчера, делает ваш характер весьма понятным.
– Вы ничего не знаете ни обо мне, ни о моем характере, мадам. Вы… – Николас замолчал, слишком раздосадованный ее упоминанием о случае с Элизабет. Какая ирония в том, что из всех совершенных им за целую жизнь ошибок, она выбрала именно ту, в которой он не виноват.
– А теперь, – продолжила Белинда, – вы намереваетесь соблазнить еще одну юную девушку, очернить ее и вынудить выйти за вас замуж. Так что, будьте любезны, не пытайтесь подвести это под высокие моральные принципы, сэр!
– Что? – Николас изумленно посмотрел на нее, но когда до него дошел смысл сказанного, удивление сменилось необузданной яростью. – Боже правый, так вот что вы обо мне думаете?
– После того как вы прямо в лицо признались мне в своих низких намерениях, что еще я должна думать? Вы сказали, что не собираетесь ухаживать за девушкой, как это полагается. Что будете делать это самым неподобающим образом!
– И вы решили, это означает, что я обесчещу девушку публично, этим вынудив ее выйти за меня замуж? Я…
Николас замолчал. Предположение, что он способен на подобный поступок, было настолько оскорбительно, что от бешенства Николас не мог подобрать нужных слов.
Опустив глаза, маркиз понял, что немилосердно сминает шляпу. Что еще хуже, он чувствовал, как гнев берет над ним верх, а уже очень, очень давно никому не удавалось вывести его из себя. Николас аккуратно положил помятую шляпу на чайный столик между собой и леди Федерстон и ценой огромных усилий предельно вежливо произнес:
– То, что вы верите, будто я способен сознательно обесчестить девушку ради денег, говорит больше о вашем образе мыслей, чем о моем характере.
– Неужели? Интересно, согласится ли с вами Элизабет Мэйфилд.
– Очень сомневаюсь! – рявкнул он в ответ. – Она, вероятно, до сих пор проклинает меня за то, что я оказался не настолько покладистым женихом! Она с помощью матери и, должен добавить, под прямым руководством моего отца пытались поставить меня в компрометирующее положение. Предполагалось, что я почувствую себя обязанным заключить брак с Элизабет. Я ничего подобного не почувствовал, к великому раздражению моего отца и ужасу Элизабет. Я понимаю, что сплетники изобразили меня негодяем. Моя репутация безнадежно испорчена из-за этой истории, но, как я уже говорил вам раньше, мне неважно, что обо мне думают люди, их мнение для меня безразлично.
– Вы стали жертвой манипуляций собственного отца?
Николас рассмеялся, услышав в ее голосе иронию.
– Очевидно, что вы незнакомы с Лэнсдауном, иначе бы это вас так не удивило.
Он уперся ладонями в стол и подался вперед, приблизившись к ней настолько, насколько позволял разделявший их предмет мебели.
– Не менее очевидно, что вы и с Элизабет незнакомы, иначе вы не проявили бы такой готовности поверить в слухи обо мне. Вы бы задумались о ее характере и ее матери тоже. Господь свидетель, как я жалею, что сам не сделал этого вовремя. Я никогда не собирался уединяться с ней. На приеме в доме отца она вошла вслед за мной в библиотеку. Было уже очень поздно, но я не увидел ничего плохого в том, что мы одновременно решили выбрать себе книжку. Мне был всего двадцать один год, и я был по уши влюблен в другую девушку, Назовите меня глупцом, но я даже вообразить не мог, что Элизабет кинется в мои объятия как раз в тот момент, когда ее мать откроет дверь.
Скептицизм сменился на лице Белинды сомнением, то ли в его действиях, то ли в ее собственных, Николас не знал, но в этот момент его это не волновало.
– Это, – произнес он, выпрямляясь, – и есть правдивая версия той истории, несмотря на все, что вы могли слышать. Я знать не знал, что меня считают доверчивым простаком, пока не стало слишком поздно. Но, как я уже сказал, мне был всего двадцать один год. А вот у вас, мадам, нет оправдания вашему поведению. На ошибки молодости это не списать. Вы могли поинтересоваться той историей и, возможно, тогда судили бы меня более справедливо. Но нет, вы поторопились с выводом, мгновенно заклеймили меня, назвав мерзким подлецом, потому что по каким-то своим причинам вам хочется верить именно в это.
