Утренний Всадник - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Уже в сумерках на дорогу навстречу смолятичам вдруг выехало несколько всадников.
– Кто такие? – спросил настороженный голос.
Смолятичи, схватившиеся было за оружие, слегка перевели дух: выговор был речевинский.
– А вы-то кто? – сурово ответил Рьян. – Мы – смолятического племени, князя Скородума люди.
– Тогда уж не с вами ли княжна Дарована? – спросил из тени ветвей знакомый голос.
– Кремень? – Рьян тоже узнал знакомца и нагнулся с коня, вглядываясь. – Ты ли?
– Рьян! – обрадовался Кремень. – Ну слава Сварогу! Все без обману! Коли ты, стало быть, и княжна с тобой!
– А ты почем знаешь? – по привычке насторожился Рьян.
– Да потому что я тебя знаю: ты бы без нее не уехал! Ну где она там? Я поклонюсь да к князю позову. Вам ведь тоже ночевать где-то надо. Тут ночью ехать – прямо к лешему на двор.
– А с тобой и князь?
Эта весть удивила Рьяна: он свыкся с мыслью, что войско речевинов разбито, и как-то упустил из мыслей Велемога.
– Князь, да, – ответил Кремень, и голос его вдруг изменился, будто налился свинцом. – А вот княжич мой…
– Что? – охнул Рьян.
Но Кремень лишь опустил голову, махнул в воздухе плетью и отвернулся. Пряча лицо, он молча сделал знак смолятичам следовать за ним.
Велемог расположился в самой большой избе маленького дрёмического огнища. Хозяева забились в углы, а во всех избах, в хлеву и даже в бане вповалку разместились остатки речевинского войска. Здесь были отроки Велемога и Светловоя, были ратники славенского ополчения. Надеясь, что за следующие несколько дней их нагонит еще сколько-нибудь из отставших, сейчас князь Велемог располагал от силы шестью десятками человек. Не много, если помнить, что он привел сюда без малого три тысячи!
Узнать его было трудно: за этот день Велемог постарел лет на десять. На его лице явственно проступили морщины, под глазами набрякли мешки, лицо побледнело от потери крови: он был несколько раз ранен, в ногу и в бок, так что мог усидеть на коне, только собрав всю силу воли и гордость. Появлению смолятичей он обрадовался, но и радость вызвала лишь мгновенный проблеск в его глазах.
– Вот уж кого я не ждал видеть! – приговаривал он, не слушая приветствий и глядя на Даровану так, словно не узнает ее. – Не ждал! Где думал найти – не нашел, что думал сберечь – потерял…
У него вдруг перехватило горло, он поперхнулся, сморщился, как от острой боли, опустил голову и на несколько мгновений замер, словно заснул. Дарована бросала тревожные и вопросительные взгляды на мужчин вокруг, надеясь, что хоть кто-нибудь ей объяснит, что случилось. Она уже догадывалась, что это связано со Светловоем. Что это? Он ранен, он в плену? Или убит?
Дарована не была привязана к своему несостоявшемуся жениху, она даже не знала его толком, но это вовсе не означало, что его жизнь и смерть были ей безразличны. За последний год она свыклась с мыслями о нем и теперь ощутила потерю так остро, как если бы из ее жизни вырвали важную, необходимую часть. Да и кто не пожалел бы о молодом, красивом, добросердечном парне, единственном наследнике княжеского рода?
– И не знаю толком, что с сыном моим, даже тела подобрать не смогли… – бормотал князь Велемог, закрыв лицо ладонями, так что Дарована едва смогла разобрать слова. – Люди видели, говорят: убит… Держимиров брат, говорят…
У Дарованы не находилось ни единого слова утешения: слишком хорошо она понимала, что утешить князя в потере единственного сына невозможно. Наконец он поднял голову, и лицо его казалось мертвым, взгляд тускло мерцал из-под полуопущенных век. У Велемога хватило самообладания подавлять приступы горя, но невозможно было раздуть в угасшей душе хоть искру жизни.
– Так вы домой едете? – расспрашивал он, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, чего никто и не искал. – По этому берегу думаете? А если на тот? Ведь у нас там надежнее. А тут догонит ведь…
– Да. Да. Можно и так, – односложно отвечал Рьян, хмурясь и с ужасом думая, что еще немного, и он сам мог бы потерять княжну, как Велемог потерял сына.
– Поедемте с нами, – предложил наконец Велемог. – Так надежнее. Что вам одним? У вас – пять десятков, у меня сейчас шесть, потом еще, даст Сварог, соберутся. Не от Держимира, так от прохожего лиходея вернее.
Рьян призадумался. Неизвестно, лучше или хуже им будет, если дрёмичи все же нагонят их и застанут вместе с речевинами.
– Хорошо, мы поедем с вами, – решила Дарована. – Благо тебе буди, княже.
Ей было больно видеть Велемога в таком неисцелимом горе и не хотелось отказывать ему в чем-то. Тем более что он был прав: их положение на этом берегу оставалось ненадежным, а если всем вместе перебраться на другой и дальше ехать по земле речевинов, то путь до самого дома будет полностью безопасен.
Велемог поднял на нее глаза и задержал взгляд, точно ее голос пробудил его из забытья и он впервые ее увидел. Лоб его немного разгладился, уголок рта дернулся. Конечно, утолить его печали ее присутствие не могло, но при виде этой девушки беспросветный мрак в его душе чуть-чуть расступился, словно Дарована осветила его светом своих рыжевато-золотистых кос, золотых глаз, белой кожей и нежным румянцем. Она принесла ощущение, что не все еще пропало, что Велемог не вовсе забыт удачей. Войско и Светловой были потерями, но Дарована была приобретением. И еще каким! Ведь князь Велемог пошел в этот поход как бы ради нее. Причина похода, наполовину ложная, обернулась единственной правдой. Он повел речевинов, чтобы освободить Даровану, и вот она среди них.
– Поедем со мной, – чуть погодя снова повторил Велемог.
Сейчас для него важнее всего было закрепить за собой хотя бы отблеск удачи, и Дарована поняла, как много для него значит ее согласие.
Она хотела ответить, но перед лицом его горестей любое слово казалось лишним, и она просто кивнула. Может быть, Великая Мать для того и проводила ее из святилища, чтобы она помогла человеку, которому, кроме нее, никто не может помочь?
* * *
Первый день на огнище своего рода Смеяна провела как в тумане. Она не могла поверить, что пришла к своим, и Листопадники, как их прозвали соседи, не могли поверить, что это не Молодина, дочь Благины и Годины, вернулась к ним, а ее дочь. Услышав о давней смерти своей дочери, бабка Благина попричитала немного, но больше по обычаю – уж слишком давно она свыклась с мыслью, что дочь потеряна навсегда, и радость по поводу прихода внучки вытеснила отголосок скорби.
Смеяна вглядывалась в лица, новые
