Жаклин Брискин - Все и немного больше
Она пододвинулась к нему, коснулась его плеча.
— К тому времени самое тяжелое для меня будет позади.
Он решительно поднялся.
— Увидимся за обедом.
Оставшись одна, Алфея прислонилась к пышному гобелену, вытканному для папы римского в пятнадцатом веке, и разрыдалась. Она оплакивала не покойного — смерть отца встряхнула ее, привела в смятение.
Алфея положила влажную щеку на обитую шелком ручку кресла и внезапно вспомнила, что на уик-энд в Нью-Йорк прилетит Билли.
Это хорошо, подумала она. Все эти ужасные последние недели я была невероятно чувственной. Я постоянно нуждалась в его возбужденной плоти. Что происходит со мной? Раньше я не была такой ненасытной.
Затем она вспомнила: со мной будет Чарльз, и Билли не сможет у меня остановиться.
— Тебе лучше остановиться в отеле «Плаза», Билли.
— Я мечтаю о твоей кровати.
— Я не могу тебя принять, со мной Чарльз.
— Позволь мне обосноваться в комнате прислуги. Я буду появляться и обслуживать тебя по твоему вызову.
— Билли, не надо ерничать, сегодня я не в состоянии это вынести.
— Разве то, что ты не девушка, будет такой уж сногсшибательной новостью для Чарльза?
Чтобы сохранить все в секрете, она совершила небольшую ночную поездку под дождем и сейчас разговаривала из телефонной будки на станции Техако.
— Мы с тобой пробудем вместе дольше в отеле…
— Разве ты не понимаешь, Алфея, что я лечу в Нью-Йорк, чтобы пробыть с тобой по крайней мере двадцать три часа? Не понимаешь? Я схожу с ума по тебе и до неприличия хочу тебя!
— Гм-м… Нет, я не могу ждать до субботы, — сказала она, вешая трубку.
В субботу Билли открыл дверь своего номера в отеле «Плаза», сел в одно из кресел, почесывая худую голую ногу, и стал смотреть в телевизор, у которого был выключен звук. На экране было море знамен, затем крупным планом показали потрясающего плакатом и что-то энергично выкрикивающего молодого человека.
— Опять демонстрация у Белого дома? — спросила Алфея.
— Именно. Удивительно, как юное поколение страны непатриотично себя ведет, не правда ли?
— Во время второй мировой войны выстраивалась очередь вдоль здания Тихоокеанской электрической компании, чтобы записаться в армию… Там, в Лос-Анджелесе, был центр набора.
— Никсону повезло, что он стал президентом в эти тяжкие времена. Мне следовало бы находиться в Вашингтоне и маршировать вместе с ними, — проговорил Билли, направляясь к телевизору. Картинка дернулась и исчезла.
— Ты не собираешься поцеловать меня?
— Я намерен действовать исключительно платонически, как школьный приятель Чарльза. — Он слегка коснулся губами ее щеки. — Вот в таком духе, миссис Штольц.
— Ты никогда не был нахальным.
— Боже, надо вызвать доктора! Что с тобой? Это смертельно?
Она осторожно села на край кровати.
— Что с тобой, Алфея? Ты выглядишь чем-то озабоченной.
— Мы с самого начала условились, что Чарльз ничего не должен знать.
Он подошел к окну, взялся за раму. Спина его изогнулась, сквозь тенниску проглядывал позвоночник.
— Я знаю, сейчас тебе тяжело, и не собираюсь мучить тебя вопросами, но я все это время сидел здесь и думал о нас с тобой. В наших отношениях есть определенные, причиняющие беспокойство углы. Если ты не заметила сама, скажу, что я по-настоящему зациклился на тебе.
— Ты мне тоже очень дорог, — сказала Алфея, ибо сейчас действительно нуждалась в его поддержке. Она приблизилась к окну и стала рядом.
Снова начался дождь. Внизу, под ними находился Центральный парк, и было видно, как изумрудно блестели мокрые, едва распустившиеся листья.
— Тогда почему мы ничего с этим не делаем?
— Ой, Билли!..
— Ты это сказала таким тоном… будто я пригласил тебя в парк, чтобы кого-нибудь вместе ограбить. Но речь идет о браке.
— О браке?
— А почему бы и нет? Ведь Богу известно, что разница в возрасте между тобой и твоим первым мужем составляла шестьдесят или семьдесят лет. Что страшного, если разница между тобой и крепким молодым человеком составит каких-нибудь пятнадцать лет?
— Восемнадцать, — поправила она. — Тебе двадцать четыре.
— Пусть восемнадцать. Это что — такой большой грех?
— Билли, не надо об этом. — Она произнесла это удивительно холодным и ровным тоном, после чего обвила его руками.
Билли застонал, сжал ее в объятиях так крепко, что ей стало страшно за свои ребра. Затем он стал горячо целовать ее, глубоко проникая языком в ее открытый рот и одновременно тиская ей груди и ягодицы. Она стала расстегивать черное шерстяное платье, которое вскоре упало на ковер, затем сняла черный кружевной лифчик, выпустив на волю крупные груди с большими возбужденными сосками. После этого она стянула с себя прозрачные черные колготки.
Юркнув под казенные простыни, Алфея приникла к Билли, стремясь побыстрее соединиться с его горячим телом. Она нетерпеливо пошевелила бедрами, и он начал движение. Ну вот, я снова стала сама собой, подумала она.
Алфея пробыла с Билли несколько часов и ушла в двенадцатом часу.
Несмотря на позднее время, она из телефонной будки в холле позвонила Арчи Койну, который в качестве председателя фонда Койнов контролировал все принадлежащие семейству предприятия, в том числе Нью-Йоркский банк Койнов. Снова было чрезвычайно важно, чтобы Чарльз ничего не узнал. Она изложила Арчи свою просьбу и причины, и тот отнесся к этому с пониманием.
61
Во второй половине дня в понедельник Чарльз вошел в гостиную, где Алфея сидела с бокалом аперитива. Она по-новому переставила мебель в квартире, придав ей изысканную простоту. Слева от окон теперь располагались полки с бабушкиной коллекцией греческих ваз, амфор, гидрий, кратеров, алабастронов — своего рода умиротворяющий островок среди океана современного искусства.
— Чарльз? — окликнула она.
Она знала, что он был на собрании у Койна вместе с осмотрительными, убеленными сединами банкирами, которые станут его непосредственными начальниками. Прямые светлые волосы Чарльза разметались от ветра, он выглядел усталым.
— Такое впечатление, что ты шел пешком от Уолл-стрит, — сказала она.
— Мне нужно было хорошенько все обдумать. — Он сел рядом с ней на стул.
Алфея постучала ногтем по хрустальному бокалу.
— Не желаешь?
— Нет, спасибо, — отказался он. — Огден рассказал мне о ситуации, которая создалась в Стокгольме. Оттуда убирают уже второго человека. Я должен немедленно вылететь туда.
