Майкл Скотт - Династия Рейкхеллов
В конце обеда Джеримайя сделал объявление:
— Вы будете рады слышать, что я передаю Джонатану столько акций компании «Рейкхелл-Бойнтон», чтобы сделать его равным партнером. Он посвятит все свое время строительству клиперов и работе с Чарльзом по развитию нашей торговли с Востоком.
Джудит очень обрадовалась, как и чета Грейвс, а Луиза рассеянно улыбнулась. Брэдфорд Уокер выглядел так, как будто получил сильнейший удар. Он побледнел, и Чарльз, сидевший напротив него, видел, что тот сильно расстроился.
Джеримайя прекрасно почувствовал реакцию зятя и после обеда отвел его в сторону.
— Реорганизуя нашу деятельность, Брэд, я решил поставить тебя во главе строительства бригов и шхун. Как тебе это предложение?
— Мне оно нравится, сэр. — Брэд выдавил из себя улыбку, но в душе у него все кипело. Клиперы были кораблями будущего, а ему навязывали строительство и эксплуатацию устаревших кораблей, чьи дни уже были сочтены. Для посторонних его новый пост мог бы показаться повышением, но он знал, что никуда дальше он не продвинется. Самые худшие его опасения сбылись, и похоже было, что он ничего не сможет сделать, чтобы остановить своего главного соперника.
Но он не мог смириться и никогда бы не признал своего поражения. Он должен был попытаться найти способ вернуть себе лидерство. Джонатану повезло, но, как и все люди, в чем-то он должен быть уязвим. Брэд пообещал себе найти эту слабинку и воспользоваться ею.
Все перешли в гостиную, и Чарльз, остро чувствуя молчание Джонатана, развлекал компанию историями о жизни на Востоке. Он много рассказывал о Толстом Голландце в Джакарте, заставив. Джонатана признаться, что тот стал мастером в метании индонезийских кинжалов. Чарльз, однако, тщательно избегал упоминания о Лайцзе-лу, когда говорил о жизни в Китае.
Вопросы Джеримайи были проницательными, касались в основном торговли и возможностей ее развития. Джонатан был втянут в разговор, и они с Чарльзом довольно долго рассказывали о торговле. Этот разговор наскучил доктору Грейвсу и его жене, и вскоре они ушли, а за ними последовали Уокеры. Луиза поднялась в детскую, чтобы проследить за ужином Джулиана, а внизу продолжалось обсуждение торговли с Востоком.
— Вы, мальчики, в долгу у Сун Чжао, — сказал Джеримайя. — Благодаря рейсам, которые вы делали с его товаром, вы приобрели знания о всех крупных рынках на Востоке.
— Мы перед ним в гораздо большем долгу, таком, что я даже не смогу объяснить. Я жил в его доме неделями, и он относился ко мне как к сыну, — сказал Джонатан. Обстоятельства лишали его возможности вернуться в Кантон, и эта мысль страшно давила на него.
Когда Джеримайя начал зевать, Чарльз попросил разрешения пойти подышать. Зная привычки своего кузена, Джонатан не сомневался, что тот отправится в таверну, а затем в один из борделей города. Он только не понимал, что Чарльзу, остро ощущавшему жестокость судьбы, выпавшей на долю Джонатана, просто необходимо было на время уйти.
Лишь когда Джеримайя отправился спать, Джонатан в полную силу осознал стоявшую перед ним дилемму. Луиза больше не спустилась вниз, а он все медлил, оставаясь в гостиной. Это была его первая брачная ночь, но ему страшно не хотелось идти в спальню. Он страшился сцены, которая ожидала его там.
Долгое время он стоял перед дверью спальни, которую занимал, еще будучи холостяком. Слишком расстроенный, чтобы ясно мыслить, он все же понимал, что не может провести всю ночь в коридоре, поэтому взялся за ручку двери и вошел в спальню.
Масляные лампы горели на столиках по обе стороны от кровати с пологом. В кровати, опираясь на подушки, лежала Луиза, в ночной рубашке и пеньюаре с высоким воротником. Она распустила волосы, и когда Джонатан вошел в комнату, отложила книгу, которая была у нее в руках, и попыталась говорить как ни в чем не бывало:
— Я не спустилась вниз потому, что ты и Чарльз обсуждали дела с папой Рейкхеллом, и я не хотела вам мешать.
— Ты бы нам не помешала, — ответил он вежливо. — Ты всегда можешь участвовать в наших беседах, даже когда мы обсуждаем дела.
— Не думаю, что кто-нибудь из Рейкхеллов может говорить о чем-то ином, — ответила она сухо.
Джонатан извинился и, пройдя в соседнюю гардеробную, переоделся в шелковую китайскую пижаму, в которой уже привык спать по ночам. Почувствовав у себя на груди нефритовый медальон с Древом Жизни, который он не снимал с тех самых пор, как Лайцзе-лу его подарила, он усилием воли попытался не думать о нем. Он снова заколебался, но похоже, что не было никакой возможности уйти от неизбежного, и он снова прошел в спальню.
Луиза явно была взволнована и смущена и отвела взгляд в сторону.
Глубоко вздохнув, Джонатан забрался в постель.
— Прости меня за то, что для меня это стало неожиданностью, — сказал он.
— Я знаю, тебе нелегко.
— Нам обоим трудно. Так же как трудно было тебе все то время, что я отсутствовал. Когда ты узнала, что носишь Джулиана?
— Примерно через два месяца после твоего отъезда.
— Мне жаль. Та ночь была только моей ошибкой.
— Нет, я должна разделить вину с тобой. И как бы то ни было, сейчас мы уже имеем последствия.
— У нас нет выбора, — сказал он.
Луиза некоторое время смотрела в пространство.
— Все было бы настолько проще, если бы мы любили друг друга, — пробормотала она. Все еще не глядя на него, она спросила тихим голосом: — Ты ведь не любишь меня, да, Джонни?
Он и сам бы хотел найти какой-то дипломатичный ответ, чтобы не обидеть ее, и в то же время понимал, что она заслужила правду.
— Мне бы хотелось, чтобы я тебя любил или мог полюбить.
Она кивнула:
— Я сказала своей матери о том, как мы относимся друг к другу, и она постоянно твердит, чтобы я не беспокоилась об этом. Она говорит, что не любила моего отца, когда они поженились. Но люди привыкают друг к другу, и это помогает.
— Наверно, это так. — Он знал, что Луиза ожидает от него первого шага в физической близости, но его переполняла любовь к Лайцзе-лу, и он не двигался. — Знаешь, я всегда буду заботиться о тебе и Джулиане, — сказал он неловко.
Луиза кивнула:
— Я знаю.
Его кодекс чести был столь строг и непоколебим, что ему даже в голову не приходило, что он мог бы отказаться от своих обязательств перед ней.
Они не могли провести всю ночь в разговорах вокруг да около:
— Будем гасить свет?
— Пожалуй. — Она погасила лампу, стоявшую с ее стороны.
Джонатан поступил так же. Сжав зубы, он подвинулся к ней, затем осторожно протянул руку.
Цепочка, висевшая у него на шее, треснула, и нефритовый медальон упал на постель между Джонатаном и Луизой.
