Сьюзан Ховач - Богатые — такие разные. Том 2
Долгое молчание предшествовало моим тихим словам:
— Да, боюсь, что это такой вопрос, на который нет ответа. Должно быть, ты прав.
— И, разумеется, прав. Если бы ты бросила меня и уехала в Нью-Йорк, Корнелиус измыслил бы дюжину различных способов прибрать тебя к рукам — во всех смыслах этого слова, — но у него нет никакой возможности когда-нибудь отнять у тебя твой дом.
Я стала чувствовать себя лучше. Когда снова пришла дежурная, чтобы выпроводить меня из палаты, я нашла в себе силы спокойно попрощаться со Стивом, и, хотя пообещала прийти к нему опять, он сам попросил меня больше не приезжать.
— От Сэма вполне можно ожидать, что он будет тайно следить за тобой, — сказал он, хотя я и не рассказала ему про историю с «фордом». — Не оставляй ему никаких шансов, Дайана.
Я пообещала писать каждый день. Из лечебницы отправилась домой, и со мной туда же вернулись мысли о Корнелиусе. Его тень плавала на поверхности моего сознания, как масляное пятно на воде. У меня было такое чувство, словно я заболевала смертельной болезнью. На короткое время я забывала о нем, но потом снова чувствовала, как это постоянное отвратительное давление на мою память становилось все сильнее. Я стала думать о том, что мы должны встретиться. Вряд ли действительность оказалась бы более угнетающей, чем судорожные всплески моего воображения.
Я часто думала и о Сэме Келлере, и с интересом читала донесения своего детектива. Сэм был все время занят делами. Он ежедневно приходил на Милк-стрит, уик-энды проводил за городом у своих клиентов, а вечерами тратил много времени на обеды с какой-то американской актрисой, с которой, как говорили, познакомился в Нью-Йорке. Он никогда не напивался и не терял голову. В личной жизни он проявлял осмотрительность, а в делах был безупречен, и, по мере того, как сворачивались дела представительства банка «Ван Зэйл» в Лондоне, я неизменно получала точные и содержательные отчеты о его очаровании и хороших манерах.
«Образцовый протеже Ван Зэйла», — писала я в одном из своих ежедневных писем Стиву.
Я несколько раз замечала маленький «форд», но поскольку больше не ездила в Хэмпстед, его водитель сэкономил много горючего. Мой шофер Джонсон проявлял слишком уж большой интерес к этой ситуации, и мне пришлось несколько раз резко напомнить ему, что это его не касается.
В конце марта Стиву разрешили вернуться из лечебницы домой, но я по-прежнему избегала появляться в Хэмпстеде, и мы приехали в Мэллингхэм поодиночке. В разгаре весенних дней Элдрид и Элан вернулись из школы домой. Стив выглядел лучше, но оставался очень подавленным, и, как ни старался с этим бороться, я чувствовала его мрачное настроение. Доктор велел ему оставаться в Мэллингхэме еще месяц, прежде чем приступить к работе, но я понимала, что он считал дни, мечтая поскорее вернуться в офис. А, кроме того, его одолевало желание выпить. Меня все тревожила мысль о том, как он справится с серьезными проблемами банка, ожидавшими его в Лондоне, когда Сэм Келлер нанес ему удар ниже пояса.
В популярных газетах появилась фотография.
Это был монтаж, подделка. Старую фотографию, на которой были мы со Стивом, наложили на фотографию Хэмпстедской лечебницы, а из подписи было ясно, что Стив в ней лечился. Слово «алкоголизм» не фигурировало, но поскольку мы всем говорили, что Стив в Америке и поскольку его привычка к выпивке уже давно стала предметом сплетен, только идиот мог бы не понять, что имелось в виду. Увидев эту фальшивку, я сразу поняла, что последствия окажутся катастрофическими.
Джонсон признался, что человек, ездивший на «форде», дал ему сто фунтов за то, что он назвал адрес, по которому единственный раз возил меня к Стиву. Я сразу же уволила Джонсона, но это ничего не могло изменить. Причиненное им зло было непоправимо. Стив находился в состоянии яростного гнева.
— Я в суд на него подам! — кричал он, отказываясь меня слушать, когда я говорила, что, подняв шум, мы только усугубим наше положение. Не терпевшие никаких сцен англичане немедленно сделают вывод, что Стив запил снова. Он не хотел ничего слышать. — Я должен что-то сделать. Я буду разорен, если не добьюсь публичного извинения…
Он был слишком далек от реальной действительности. Я пыталась его урезонить, но он сказал мне, чтобы я оставила его в покое. Этот ужас продолжался. В конце концов, я решила выйти в сад, чтобы успокоиться, но едва переступила порог, как услышала шум мотора и, подбежав к гаражу, увидела Стива за рулем «даймлера» с полбутылкой виски на заднем сиденье машины.
— Стив, прошу тебя! — разразилась я слезами. — Пожалуйста, будь благоразумен… пожалуйста, никуда не уезжай!
Он был неумолим. Он решил ехать в «Савой», чтобы заставить Келлера официально заявить о том, что фотография была фальшивкой.
Я попыталась вытащить из замка ключ зажигания, но Стив отстранил меня, вывел машину из гаража и покатил по аллее на дорогу.
Последовать за ним я не могла, так как другого автомобиля в Мэллингхэме не было. Машинально пробежав за ним несколько шагов по лужайке, я в отчаянии опустилась на землю и плакала, пока рядом со мной не появился Элан.
— Что мне делать? — рыдала я. Мне было стыдно своих слез перед сыном, но я не могла совладать с собой. — Господи, что же мне делать?
— Ты ничего не можешь сделать, ровно ничего, — резко сказал Элан, протягивая мне платок и обнимая за плечи.
Элану было шестнадцать лет. Хотя я зачастую считала его уже взрослым, он был еще школьником, и, страшно боясь оказаться ему в тягость, я сделала все, чтобы овладеть собою.
— Я должна быть благоразумной, — проговорила я, наконец, ровным голосом, — и реалистичной. — Рухнули все мои надежды на то, что Стив достаточно поправился, чтобы спасти свою репутацию. Но мы все же должны были найти какой-то выход. Спокойное затворничество в Мэллингхэме, мирная сельская жизнь…
— Боже мой, это так возмутительно! — проговорил Элан.
— О, Элан, дорогой мой…
— Прости меня, мама, но я страшно зол на него, и, когда он вернется, я прямо скажу ему об этом. Все это очень плохо для тебя и еще хуже для детей, — жестко добавил Элан.
— Но, Элан, он же болен — он ничего не может с собой поделать…
— Все это началось, — не слушая меня, продолжал Элан, — когда ему в голову пришла мысль стать королем Сити. Ему не следовало уходить из банка «Ван Зэйл».
— Дорогой мой, ты не должен позволять себе критиковать его, ничего не понимая в банковском деле!
— Да я и не хочу ничего о нем знать! — выкрикнул Элан, разгорячившись до предела. — Лично я считаю, что гонка за деньгами ради самих денег нравственно недопустима, а как идеология — просто непристойна!
