Джинн Калогридис - Дьявольская Королева
— Козимо Руджиери, — прошептала я. — Он предрек, что меня предадут.
Минул день, а тела еще лежали во дворе. Солдаты, совершившие расправу, нужны были для обороны дворца. Под палящим солнцем трупы быстро разлагались, запах стоял невообразимый. Мы закрыли окна, несмотря на духоту, но в помещения вместе со зловонием проникли мухи. Они прилипали к нашей одежде и волосам. Я задернула занавески и не выходила наружу.
На улицах Парижа пять дней шла война. Мы, напуганные царственные особы, прятались за толстыми стенами Лувра и прислушивались к стонам и выстрелам за воротами дворца. Люди по-своему поняли нападение на гостиницу «Бетизи» и раздачу католикам оружия, предназначенного для самозащиты. Прокатился слух, что король приказал горожанам напасть на гугенотов.
За неделю в Париже и в его окрестностях погибло семьдесят тысяч невинных людей. Ответственность за это совершенно справедливо возложили на меня; с тех пор меня стали называть «Мадам змея» и «Черная королева».
И я не запрещаю им говорить правду. Сейчас мои подданные верят, что это я спровоцировала нападение, что я заманила сначала Колиньи, а потом Наварра, которые стали частью моего плана по уничтожению гугенотов.
Нападение Гиза на гостиницу «Бетизи» закончилось успешно. Дверь в спальню Колиньи вышибли два простых солдата. Возле пациента дежурил доктор Паре. Когда Колиньи попросили назвать себя, он сделал это, но, взглянув на солдат, с отвращением, добавил: «Я бы предпочел смерть от руки аристократа, а не от этих мужланов». В ответ один из солдат вонзил меч в грудь адмиралу и вышвырнул его из окна. Тело приземлилось к ногам восхищенного герцога де Гиза.
К этому времени мстительные католики заполнили улицы. Они кастрировали тело, протащили его по городу и выкинули изувеченный труп в Сену. Гиз с гордостью доставил мне отрубленную голову в шелковом мешке. От нее исходило зловоние. Я в ужасе отвернулась и приказала ее забальзамировать.
Мне удалось вырвать Генриха Наваррского и его кузена принца Конде из когтей Анжу. В день смерти Колиньи я сообщила Марго об обмане ее брата. Мы вместе отправились к Карлу и представили доказательство невиновности Наварра. Мы легко убедили его величество в том, что Наварра и Конде — принцев крови — надо оставить в живых. В связи с этим Карл издал королевский приказ. Потом, когда бои завершились, я встретилась с мэром, и тот подтвердил, что армия гугенотов не приходила и он не перехватывал письмо Наварра, послание это передал ему Эдуард. Мэр, как и маршал Таванн и другие командиры, поверил герцогу Анжуйскому на слово.
Эдуард так и не предоставил инкриминирующего его письма, якобы написанного Генрихом. Я рассказала Наварру о преступлении Анжу. Он был мне благодарен, хотя и тяжело страдал из-за гибели своих товарищей. В целях самозащиты ему пришлось перейти в католицизм и остаться в Лувре под домашним арестом.
Побоище, устроенное в ночь святого Варфоломея, подкосило Карла. Он начал — к радости Эдуарда — быстро двигаться к смерти.
Сентябрь принес с собой ослабление жары и окончание насилия. Через восемь дней после убийства адмирала Колиньи дворцовые ворота снова отворились, и за закрытыми дверями кабинета я приняла первого посетителя.
Козимо Руджиери уже не казался человеком без возраста. Лампа осветила серебро в его волосах и бороде, глубокие морщины вокруг черных глаз и сморщенную кожу у подбородка. Он был худ, почти превратился в скелет. Уродливое лицо могло напугать самого смелого ребенка, который с ревом бы кинулся к матери. От красного цвета в одежде Козимо отказался и теперь был весь в черном, как гугенот.
Он застал меня сидящей за столом и, по обычаю, низко поклонился. Казалось, мы только вчера расстались. Но когда он поднял голову и хотел поздороваться, слова замерли у него на устах. Колдун изумленно на меня уставился.
— Козимо, — произнесла я, поднявшись.
Я обошла стол. Сама не знаю, собиралась ли я взять его за руку или обнять, но когда приблизилась к нему, ноги у меня подкосились. Я опустилась на колени, сама не своя от горя.
Он встал на колени подле меня. Я припала к нему и заплакала.
— Они снова мучают, ужасные сны, — пожаловалась я. — Еще не похоронены все мертвые, а сны опять беспокоят. Я сделаю то, что должна. Если надо, убью своих сыновей собственными руками, лишь бы прекратить это. Вы меня предупреждали, а я отказалась подчиниться. Но сейчас я вас выслушаю.
Выражение лица Руджиери было открытым — ничего от тайного знания колдуна.
— В крови больше нет нужды, — заметил он. — Отпустите демона, и пусть звезды движутся своей дорогой.
Я недоуменно покачала головой.
Он повторил мне слова моего мужа:
— Уничтожь то, что ближе к твоему сердцу.
Это было простым делом. Во временном жилище Руджиери начертили круг. На алтарь положили окровавленную жемчужину, прозвучало варварское имя. Когда демон появился — о его присутствии сообщили мурашки на моих руках и внезапная вспышка пламени, — колдун поблагодарил его и освободил от задания. Моим сыновьям благодаря этому обряду предстояло вскоре завершить свой земной путь.
Руджиери хотел избавиться от жемчужины, но я задержала его руку и сказала:
— Это я сделаю сама.
Мой экипаж катился по спокойным улицам к берегу Сены. Нервный возница подождал, пока мы с Руджиери спустимся по замусоренному берегу к мутной воде.
На небе в тот день не было ни облачка. Гроза, случившаяся накануне, прибила пыль и уничтожила запах разложения, осаждавший город. Я помедлила с минуту, глядя на двойные башни собора Нотр-Дам и на изящные шпили капеллы Сент-Шапель. Этот пейзаж волновал сердце тезки моего мужа Генриха Наваррского. Я подняла руку и зашвырнула жемчужину в реку. Она дважды подпрыгнула и беззвучно исчезла под темной водой.
Я тоже словно исчезла и упала бы, если бы не Руджиери.
— Я сдержала обещание, — прошептала я.
Колдун не ответил. Он знал, что эти слова обращены не к нему.
— Я сдержала обещание, любовь моя, — произнесла я уже громче. — Сын Валуа сядет на трон. Править будет твой настоящий наследник.
Мой слепой эгоизм, нежелание отойти в сторону, дать мужу возможность найти себе правильную жену окончилось страшной бедой. Ощущая на себе этот груз, я не могла ни стоять, ни идти. Тем не менее Руджиери довел меня до экипажа, и я растворилась, словно заклятие.
ЭПИЛОГ
В ту ночь мне приснилась неминуемая смерть Карла. Он скончался от лихорадки и кашля. Перепачканные кровью простыни меняли каждый час. Зная, что мои действия ускорили его агонию, я рыдала подле него. Обнимала его, а он шептал свои последние слова:
