Возлюбленная распутника - Виктория Анатольевна Воронина
Саймон Харви с радостью согласился на это предложение, сулящее ему двойной заработок, и Альфред с помощью Дженни, которая часто играла роль домоправительницы, нашел ему и своим слугам комнаты для проживания.
Сам граф Кэррингтон обосновался в кабинете покойного лорда Уинтворта. Несколько дней он посвятил тому, чтобы разобраться в запутанном состоянии финансов Мейбелл. Когда Альфред по многочисленным счетам понял кому и сколько должна его невеста, он выписал чек Английского банка, в котором хранились его деньги. Долги Мейбелл были уплачены до последнего пенса, и заодно Альфред позаботился о том, чтобы обеспечить будущее своей любимой. Он составил брачный контракт, по которому на содержание Мейбелл выделялось тридцать тысяч фунтов, проценты с которых она могла тратить по своему усмотрению. В случае его смерти ей дополнительно отходила треть его состояния.
Все документы граф Кэррингтон написал в обществе слепого кота. С первого вечера Моул, несмотря на свою слепоту, точно определил его местонахождение и с легкостью акробата залез к нему на колени. Альфред даже поразился такой привязанности к нему животного, ведь он ни разу не приласкал пушистика. Должно быть, валлийка Гвинет была права, утверждая, что от него исходит хорошая энергетика, и поэтому к нему тянутся все живые существа. Тем не менее, Альфреду было приятно, что кот Мейбелл признал в нем своего хозяина, и Моул получил разрешение нежиться на его коленях, сколько ему захочется.
Покончив с денежными делами, Альфред приступил к более приятному и желанному занятию — к подготовке своего бракосочетания с любимой девушкой. Он отправился к священнику здешней приходской церкви Герберту Доу с просьбой сделать оглашение о предстоящем венчании. Священник с готовностью согласился выполнить просьбу столь знатного лица, и заодно сделал несколько наставлений своему новому прихожанину.
Был полдень, но граф Кэррингтон проявил необходимую осторожность и съездил к отцу Доу в сопровождении нескольких слуг с заряженными ружьями. Даже днем расплодившиеся за последний год волки представляли собой нешуточную опасность для путников, которые рисковали ходить мимо леса. Их мучил отчаянный голод, и сильный в стае пожирал слабого. Ночные ветры пели им о сильных холодах, идущих с севера, и оголодавшие волки сутками бегали зимой по лесам в поисках пищи, пока не приблизились вплотную к жилищу человека. Ни капканы, ни отрава не помогали справиться с нашествием серых хищников, и вечером никто не рисковал покидать свои дома. Люди плотно закрывали двери своего жилья и спускали во двор бойцовых собак. Только так можно было жить в относительной безопасности ранней весной 1689 года.
Когда Альфред доехал до парка Уинтвортов, его бдительность несколько притупилась, и он отпустил своих телохранителей, полагая, что вблизи большого поместья волки не осмелятся проявить себя. Он соскочил с коня, и его лицо осветилось нежной улыбкой при виде Арабеллы, гуляющей со своим сенбернаром Клаудом. Неподалеку от них прохаживалась юная Алиса со своим маленьким питомцем на руках. День был ясный, солнечный, старый парк, в котором пробуждалась новая жизнь, так и располагал к длительным прогулкам и веселым играм. Граф Кэррингтон сначала подошел к Алисе и спросил, глядя на малыша, на шее которого висел амулет с заячьей лапкой:
— Это и есть наш маленький принц?
— Да, ваша светлость. Он очень спокойный и хороший ребенок, — почтительно ответила ему пятнадцатилетняя няня.
— Дай мне его, милая, — сказал граф Кэррингтон, и Алиса послушно протянула ему малыша. Альфред бережно взял ребенка на руки, испытывая какое-то удивительное душевное тепло от его тяжести. Когда-то новость о будущем появлении этого мальчугана на свет сделала его самым несчастным человеком на свете, сын Якова Второго и Мейбелл был для него живым свидетельством измены его возлюбленной. Но теперь Альфред не вспоминал о своем гневе, этот славный малыш, доверчиво смотревший ему прямо в глаза, был для него частицей его дорогой Мейбелл, и он принял его всем своим сердцем, словно Карл был его сыном тоже.
Арабелла подбежала к нему, требуя от него своей доли его внимания, и граф Кэррингтон отдал Карла Алисе со словами:
— Долго не задерживайся в парке, милая. Ребенок еще слишком мал, и недавно перенес серьезную болезнь.
— Я только соберу первоцветы, — госпожа Мейбелл их очень любит, — и потом мы с Карлом вернемся в дом, — сказала ему юная няня.
Альфред одобрительно кивнул ей головой — идея порадовать Мейбелл весенними цветами понравилась ему, и Алиса, положив мальчика в плетеную корзину, стоящую на парковой скамье, принялась собирать цветы, выглядывавшие из-под талого снега.
Арабелла увлекла отца дальше по парковой дорожке, желая показать ему дупло дуба, в котором жил ручной ворон Уинтвортов Лорд Лауд. Альфред вслушивался в ее оживленное щебетание, и чувство безграничной любви и счастья все больше начинало наполнять его сердце. Теперь его былой отказ от Мейбелл представал перед ним еще большей ошибкой, чем прежде. Ему следовало жениться на ней сразу же, как только к нему вернулось его былое положение в обществе хотя бы ради этой чудесной девчушки, которая без труда вертела им как хотела. Он должен был узаконить Арабеллу, плоть от плоти своей, и в награду получить возможность наслаждаться ее безотчетной любовью к нему.
После визита к важному ворону дочурка потребовала, чтобы он рассказал ей сказку. Альфред, не в силах устоять перед ее просительной улыбкой, принялся что-то говорить ей о волшебных единорогах. Арабелла слушала, затаив дыхание, и ее безмолвное восхищение было для него лучшей наградой. Еще никогда графу Кэррингтону не сопутствовал такой успех от его выступления, и он готов был рассказывать ей чудесные истории хоть целый день. Но их общение прервала старая Дженни, которая увела девочку и Клауда купаться.
Альфред подумал со щемящим чувством о том, как хорошо было бы, если Мейбелл прошлась с ним сейчас по прекрасному парку, исполненного обновления природы. Тогда они забыли бы обо всем на свете от счастья взаимной любви, среди деревьев с лопнувшими почками и появляющихся из-под земли цветов. Однако доктор Харви продлил заточение Мейбелл еще на неделю, и часто заставлял ее пить снотворное для восстановления ее сил. Альфреду оставалось утешаться только надеждой на скорое воссоединение с любимой, которое уже явно было не за горами. Он думал о желанном свидании, не замечая, как идет время, и его грезы прервало неожиданное появление насмерть перепуганной Алисы, стремительно
