Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 2
Хорошо. Это прекрасное оружие и оно может пригодиться. Она стерла кровь с острия, после чего спрятала инструмент в своем разбитом башмаке.
Наступила ночь, и вместе с ней пришло отчаяние одиночества, Ауриана чувствовала себя беспомощным младенцем, брошенным на произвол судьбы. Она достала лезвие и потрогала его остро наточенный конец, испытывая огромную жажду смерти.
«Авенахар! Успокойся и не плачь! Твоя мать идет к тебе».
Ее тело затряслось. Смертельное оружие было приставлено к сердцу.
Затем в ее памяти всплыл другой образ. Один из воинов попытался спасти ее от неминуемой гибели. Почему? Было бы понятно, если бы он хотел забрать ее в качестве трофея. Но ведь он собирался отпустить ее на все четыре стороны. Эта необъяснимая доброта не давала ей покоя, потому что не вписывалась в ее представления о римлянах, в чьей жестокости она не раз имела возможность убедиться.
И ей стало ясно, что время умирать еще не пришло. Слишком много было вопросов как к людям, так и к богам. Кроме того, оставалась надежда на отмщение. Не столько Одберту, сколько их Императору, руки которого были испачканы в крови Авенахар. А если так, то пусть этот лекарский инструмент прольет кровь врага, но не ее.
У Аурианы была и другая причина для такого выбора: всю жизнь ее неудержимо влекло за пределы ее родных мест, туда, куда текла их небольшая речка и впадала в огромное море, на берегах которого жило великое множество народов с разными обычаями и привычками, часто удивительными, а иногда страшными. Прежде чем умереть, ей хотелось взглянуть на землю и на жилища этой ужасной породы людей, которые нанесли хаттам поражение. Она не забывала и о том, что одним из них был Деций.
Повозка с пленниками двигалась именно в этом направлении. По крайней мере, у нее возникло такое ощущение.
Ауриана незаметно для себя задремала, но вскоре ее разбудили резкие гортанные выкрики кавалеристов, палящее солнце и проклятия невольников, когда было обнаружено, что Вангио мертв. Римляне вытащили его из клетки как дохлую собаку. К счастью для Аурианы они не потрудились осмотреть тело умершего, которое, впрочем, было настолько изранено, что его смерть казалась вполне естественной. Ее оружие пока находилось в безопасности.
Через некоторое время к повозке подъехали два всадника. Один показал на нее и отдал краткий приказ, а другой послушно кивнул. Спустя несколько минут ее расковали, отделили от остальных и посадили на другую повозку. Теперь она ехала в одиночестве. Что это могло означать? Неужели эти люди поняли, что она не простая женщина? Ей бросили одеяло и давали, как она потом догадалась, пищу получше. Это была каша из отборного зерна, составлявшая обычный рацион легионера. Она понравилась ей больше той, которую она пробовала в последний раз. Но все же она никак не могла взять в толк, каким образом воины, питавшиеся кормом лошадей, покорили весь мир?
Обоз ехал по прямой как стрела дороге, которая не зависела от рельефа местности. Конечно, она была проложена не для всадников и повозок, а для быстрых пеших маршей легионов. Взгляд Аурианы зацепился за верхушки последних родных холмов, на которые она не отрываясь смотрела, пока они не скрылись из виду. Она старалась навсегда запечатлеть их в своей памяти.
Еще много дней провела Ауриана в пути, и вот обоз миновал сплошные леса. Все чаще и чаще по обеим сторонам дороги стали попадаться небольшие поселения, жители которых, не опасаясь гнева богов, срубили величественные деревья и расчистили место для небольших полей. Прочные мосты соединяли берега рек. Еще одна прямая дорога под прямым углом пересекала ту, по которой они двигались. Какое оскорбление нанесли эти римляне бескрайней земле с ее тысячами природных троп.
Отовсюду слышалось кудахтанье кур и пение петухов. Это была часть страны римлян, называемая Галлией. Ее широкие равнины, простиравшиеся повсюду, неприятно поразили Ауриану. И домом, и одеждой Фрии были деревья. Как же она должна презирать этих людей за то, что они оставили ее совершенно голой!
Когда обоз делал остановки в какой-нибудь деревне, вокруг ее повозки собирались жители и глазели на чужестранку иногда с удивлением, иногда с ненавистью, но чаще всего их лица выражали безразличие и тупую покорность. Упитанные дети, розовощекие и жестокие, показывали на нее пальцами и выкрикивали ее имя. Сначала она не могла даже поверить, что ее знают в этой далекой стране. Для них она была свирепым хищником, которого, к их радости, наконец-то изловили.
Путешествие продолжалось уже одно полнолуние и семь дней другого, когда из разговора рабов она узнала, что до Рима осталось ехать столько же.
Местность, по которой пролегал их путь, резко преобразилась. Вокруг вздымались высокие, скалистые горы. Земля здесь выглядела разбитой и злобной. Глубокие ущелья безжалостно разрезали ее лицо. Их дно терялось в серовато-голубой дымке. Остроконечные вершины, увенчанные снежными шапками, достигали головокружительной высоты. Дорога узенькой полоской вилась по склонам этих гор. Ауриане казалось что они едут сквозь облака на небе, словно боги.
Однажды повозка, которая была впереди, съехала с тропы и упала в пропасть, увлекая за собой мулов. В ушах Аурианы еще долго стояли душераздирающие крики несчастных пленников, которые в ней сидели. И в то же время она испытывала острое чувство зависти к ним. Ведь их путь в этом мире закончился.
Преодолев горы, обоз спустился за остальными войсками на равнину, несколько отличавшуюся от Галльской. Неброский серо-зеленый цвет уступил место разнообразным оттенкам красного и коричневого. Временами из земли вырастали одинокие, невысокие скалы. Поля были безбрежными и походили на моря. Во многих местах Ауриана замечала игривую, буйную поросль виноградников. Солнце весело играло своими лучами. Оно светило здесь гораздо ярче, чем в Галлии и на родине Аурианы. Контуры теней вырисовывались очень резко. Вдали виднелись города, обнесенные каменными стенами.
Она с любопытством взирала на этот фантастический конгломерат человеческих жилищ, обычно расположенных на холмах. Лес здесь потерпел полное поражение — разбросанные вокруг маленькие рощицы кипарисов, олив и платанов были лишь слабой тенью былого могущества флоры.
Дорога теперь кишела торговцами и другими путниками, конными и пешими. На каждом бивуаке лагерь римлян окружали сотни веселых, улыбающихся проституток. Здесь не слышалось щебетание птиц, его заменяло позвякивание колокольчиков, висевших на шеях у ослов. Каждый имел свой голос, и они то звучали в гармонии друг с другом, то диссонансом.
