Пенелопа Уильямсон - Сердце Запада
Как в тот жаркий засушливый день прошлым летом, когда Клементина отдала Гасу свой мешочек с деньгами и подумала, что муж, возможно, возненавидел ее. Вернувшись тогда из Радужных Ключей, она бы не удивилась, увидев, что он ушел. Но Гас не собирался расставаться ни со своими мечтами, ни с ней.
Когда она въехала во двор, муж находился в загоне, пытаясь приучить годовалого жеребенка к хакаморе – веревочному недоуздку. Клементина вылезла из повозки и направилась прямо к изгороди. Все это время Гас держался к ней спиной.
Она лишь собиралась рассказать ему о том, что случилось в городе: о толпе, взорвавшей лавку, и о гибели Сэма Ву. Вместо этого с ее уст сорвались томившиеся в душе слова, наполненные отчаянием. И страхом безвозвратно потерять мужа.
– Я люблю тебя, Гас, – сказала Клементина.
Он повернулся. Его губы казались напряженными, а взгляд — неспокойным.
– Ты все время так говоришь.
На глаза навернулись слезы. Клементине пришлось часто заморгать, чтобы не дать им выкатиться.
– Прости меня за... за все.
Гас довольно долго пристально смотрел на жену, после чего подошел к ней. Но не дальше изгороди, которая по-прежнему их разделяла. Он опустил голову, снял шляпу и вытер лоб платком.
– Дело не в этом, Клементина. Не в том, кто должен просить прощения или кто из нас не прав. Может... может тебе уже пора определиться с тем, чего же ты хочешь.
Гас взялся за жердь ограждения, схватившись так сильно, что на запястьях набухли вены и выступили сухожилия.
– Может, ты хочешь вернуть свои деньги, – предположил он, – чтобы уехать из этого места. Уехать от меня.
У Клементины перехватило дыхание.
– О, Гас... Ты же знаешь, я никогда тебя не оставлю.
И снова он пристально посмотрел на жену, словно пытаясь прочесть мысли, проникнуть в ее душу.
– Не сказал бы, что знаю, – наконец вздохнул он, – но, пожалуй, мне придется в это поверить. Если я собираюсь и дальше жить с тобой.
Она положила руку поверх его ладони. Изгородь по-прежнему разделяла их, но теперь они касались друг друга. Засуха, подумалось Клементине, не заканчивается одной-единственной каплей дождя. Но когда к первой капле присоединяется другая, а затем еще одна, и еще, они могут пролиться достаточно щедро, чтобы снова озеленить землю.
– У нас будет еще один ребенок, – произнесла Клементина и стала наблюдать, как на лице мужа отражаются эмоции: удивление, затем снова обеспокоенность. И в конце концов теплота и нежная радость.
Гас вытащил руку из-под ладони жены и положил её на щеку Клементины. Медленно он наклонил голову и поцеловал свою любимую.
В то лето дождь так и не хлынул, чтобы напоить землю, но в тот день закончилась мертвящая засуха в их брачном союзе. С того дня каждое прикосновение и каждое слово становились множеством капель дождя, питающих их совместную жизнь.
И сейчас Клементина в который раз думала о том дне, пока наблюдала, как муж уезжает, чтобы спасти умирающих коров. В который раз думала, что вопреки ужасной зиме и упадку, накрывшему ранчо, они с Гасом наконец обрели счастье и понимание. И любовь.
* * * * *
Позже, в одиночестве выпекая в кухне хлеб, Клементина услышала звон колокольчиков. Она прищурилась от яркого мерцания снега. С ведущей в город дороги сворачивали двухместные сани, которыми управлял богато одетый мужчина в котелке на бобровом меху и в темном клетчатом шерстяном пальто. Он поднял голову и повернулся лицом к дому.
– Что этому старому мерзавцу понадобилось? – вслух сказала Клементина сама себе.
Гас находился во дворе, только что вернувшись с пастбища. Увидев, как двое мужчин встретились и исчезли в сарае, она быстро вышла за дверь и поспешила следом за ними, не побеспокоившись даже накинуть пальто.
Ледяной ветер пробирал до костей, и Клементина задрожала, обхватив себя руками. Снег на тропинке хрустел под подошвами её туфель. Тополя потрескивали от холода.
В сарае пахло лошадиным потом, старым сеном и навозом. Висящая прямо на крючке за дверью керосиновая лампа отбрасывала тусклый свет, который отражался от лезвий кос и поблескивал на смазанной маслом упряжи и паутине. Клементина вошла в тишину, густую, как охлажденная патока. Заводя свою лошадь в стойло, Гас посмотрел на нее, но по каменному лицу мужа она ничего не смогла определить.
Одноглазый Джек Маккуин расцвел чарующей улыбкой.
– Всегда приятно полюбоваться на тебя, очаровательная снохушка. – Его взгляд опустился на ее живот, увеличившийся из-за пятимесячной беременности. – Вижу, тебя снова разносит. Плодитесь и размножайтесь. – Старик кивнул своим словам. – Да, действительно. Прелестная и плодовитая, а также верная и добродетельная. Добродетельная жена – венец для мужа своего. Эта женщина венец для тебя, Густавус?
Гас накинул уздечку на колышек и перекинул седло через дверцу пустого стойла.
– Что тебе здесь нужно?
Клементина обратилась к свекру с самой благонравной улыбкой.
– Кто скрывает ненависть, у того уста лживые, –нараспев сказала она, – и кто разглашает клевету, тот глуп.
Подлинная радость мелькнула на лице Джека Маккуина. Он кивнул, будто отдал ей победу в этой маленькой перепалке, и снова переключился на сына. Старик хлопнул затянутыми в перчатки ладошами и деланно вздрогнул.
– Выдалась та еще зимушка, верно? В последнее время кажется, будто солнце, едва изволит выглянуть, тут же прячется от мороза.
Гас зачерпнул вилами сено и бросил охапку кобыле в кормушку.
– Так ты скажешь наконец, что тебе нужно?
– Боже, какой же ты грубый, непочтительный отпрыск! И это после всего, что я для тебя сделал. Растил, холил, лелеял, кормил, одевал...
Губы Гаса отлипли от зубов.
– Ни от каменя плода, ни от вора добра.
Джек цокнул языком и покачал головой.
– Такая озлобленность не свойственна твоей натуре, мой мальчик. Но, с другой стороны, у тебя выдался трудный год, верно? И дальше будет только хуже. К весне ты будешь выглядеть таким же потрепанным, как одеяло индейца. Надеюсь, ты не рассчитываешь, что те двадцать процентов денег от сдачи внаем «Четырех вальтов» тебя спасут?
Руки Гаса сжались вокруг черенка вил. Он запустил ими в стог сена с такой силой, что раздался звон.
– До меня дошли кой-какие слухи.
– Ну, такая новость вряд ли могла долго оставаться тайной, и не в первый раз многообещающая серебряная жила со временем истощается. Руда, которую мы в последнее время очищаем, по большей части сплошь низкосортная порода, полная цинка. Стоимость перевозки и переплавки почти не оставляет нам прибыли, и себестоимость, считай, сравнялась с рыночной ценой. Но самое печальное то, Густавус, что «Консорциум Четырех вальтов» решил не продлевать договор найма на выработанную шахту.
