Элизабет Адлер - Удача – это женщина
Огонь был настолько силен, что в течение часа полностью уничтожил все строения и склады, принадлежавшие Лаи Цину, пожарникам удалось только спасти прилегающие к складам здания. В полночь все было кончено. Позже, когда пожарище остыло, полицейские обнаружили убедительное доказательство поджога — все строения были обильно политы керосином и вспыхнули одновременно.
На следующее утро пришло подтверждение из полиции, что на месте пожара были обнаружены два почти полностью сгоревших трупа. Один — взрослого мужчины, а второй — мальчика-подростка.
Сердце Лаи Цина было переполнено скорбью, когда он поднимался в спальню к Фрэнси, чтобы сообщить ей о результатах расследования. Ей стоило лишь взглянуть на него, чтобы понять, какую ужасную весть он принес. Он попытался прикоснуться к ее плечу, но Фрэнси отбросила его руку. Она металась по постели, заламывая в отчаянии руки и без устали повторяя одно: «Это сделал Гарри. Я в этом абсолютно уверена. Он убил Олли — он, а не Сэмми Моррис. То, что они оказались на складе в момент пожара — простое совпадение. Но поджег склад Гарри — и никто иной!»
Когда силы совершенно оставили ее и она могла только смотреть на Лаи Цина распухшими от обильных слез глазами, он, впервые за все время их дружбы, крепко обнял несчастную женщину и прижал к себе, такую хрупкую и беззащитную. У него не было слов, которые помогли бы умерить тяжесть ее утраты, и тогда он тоже, незаметно для себя, заплакал, и по его щекам потекли слезы, смешиваясь со слезами Фрэнси. Лаи Цин знал, что в смерти Олли была и его вина, поскольку если бы наемные убийцы довели дело до конца и прирезали Сэмми Морриса, тот больше никогда не вернулся бы в Сан-Франциско и Олли остался жив.
Прочитав в поезде сообщение о трагедии, происшедшей в порту, Гарри перестал улыбаться. В его намерения не входило убивать ребенка. Откуда, черт возьми, мог он знать, что мальчишка окажется на территории пакгауза? Ведь ему сообщили, что Мандарин уехал, а все помещения заперты на ночь.
С неприятным чувством он снова перечитал заметку о пожаре. Затем, поправив галстук, отправился в вагон-ресторан, но есть ему почему-то совершенно расхотелось. Он вернулся в свое купе и велел принести себе бутылку бурбона и тоник. Через несколько часов Гарри вызвал камердинера и объявил ему, что останавливаться в Нью-Йорке на неделю, как собирался раньше, он не станет. Вместо этого он потребовал заказать билеты на первый же пароход, направлявшийся в Европу, просто в Европу — неважно куда. Ему хотелось, пока не затихнут сплетни и пересуды по поводу случившегося, оказаться как можно дальше от Сан-Франциско.
Часть
IV БАК
Глава 33
1927
Бак Вингейт сидел в своей адвокатской конторе на Уолл-стрит и поджидал Гарри. С момента их последней встречи минуло девять лет. Девять лет назад Бак отказался представлять интересы Гарри в суде, когда Хэррисон хотел вчинить иск о клевете своей сестре Франческе после нашумевшего случая с пожаром, при котором погиб ее сын. Все газеты тогда изощрялись в догадках по поводу странного телефонного звонка, который выманил мальчика из дома и заставил отправиться на склад на ночь глядя. Тем более, как установила полиция, поджог был тщательно продуман и организован. Но явные улики отыскать не удалось, поэтому доказать причастность Гарри к пожару оказалось невозможно. Газеты, однако, на все лады повторяли слова Франчески Хэррисон, прямо обвинявшей брата в смерти своего сына. Находясь на безопасном расстоянии от театра боевых действий, Гарри, поселившийся на время в Монте-Карло, где он приобрел себе очередную виллу, выступил в печати с соболезнованиями по поводу случившегося и заявил, что в ночь, когда бушевал пожар, он находился в вагоне поезда, следовавшего в Нью-Йорк, и узнал о разыгравшейся трагедии только из утренних газет.
События трагической ночи в течение недели были в центре внимания прессы и общественности. Во всех ведущих американских изданиях появились фотографии мисс Хэррисон и ее «близкого друга и делового партнера» Мандарина в момент похорон. Лицо Фрэнси закрывала длинная Черная вуаль. Несчастную мать поддерживала под руку ее ближайшая подруга Энни Эйсгарт, которая — это было видно даже на фотографии — сама была близка к обмороку.
Еще тогда Бак решил ни словом, ни делом не участвовать в задуманном Гарри иске о диффамации. Когда тот появился в его конторе, чтобы обсудить иск во всех деталях, Бак заявил ему следующее:
— Как только ты передашь свой иск в суд, там начнут копать все с самого начала, и боюсь, что потоки грязи обрушатся не только на твою сестру, но и на тебя. Твое прошлое тоже нельзя назвать безупречным. Поэтому мой тебе совет — не пытайся будить спящую собаку.
— Почему это мое прошлое нельзя назвать безупречным? — вспылил Гарри. — Мне нечего стыдиться. — Однако его рассерженный взгляд напоролся на спокойные и проницательные глаза Бака, и он почувствовал замешательство. — Я хочу сказать, что не имею никакого отношения к пожару, — добавил он уже куда более смиренным тоном.
— Оставь это дело, Гарри, — ровным голосом произнес Бак.
— Черт возьми, я-то считал тебя своим другом, — пробурчал Хэррисон, отодвигая резким движением стул и поднимаясь, чтобы уйти. — Пожалуй, мне стоит поискать себе другого адвоката.
— Пожалуй, Гарри, — холодно ответил Бак, — поскольку я ни под каким видом не собираюсь принимать участие в твоей авантюре.
И вот через девять лет Гарри неожиданно позвонил ему и предложил встретиться. Он заявил, что у него есть к Баку несколько вопросов относительно некоторых распоряжений покойного Гормена Хэррисона, оговоренных в завещании и затрагивающих интересы его наследника.
«Адвокатская контора Вингейт и Вингейт» существовала давно и успела создать себе в деловом мире весьма устойчивую репутацию. Дедушка Бака, бедный иммигрант из Ирландии, положил основание семейному капиталу Вингейтов, торгуя мехами на Аляске, когда ему едва исполнилось двадцать лет. Затем, устав от вечного холода, он переключился на строительство железных дорог и торговлю зерном. Значительно позднее, когда он уже заработал достаточно, чтобы жить, ни в чем себе не отказывая, ему стало скучно, и он неожиданно решил засесть за парту. Дедушка Бака был сиротой и не сумел получить сколько-нибудь систематического образования. И вот, будучи уже зрелым мужем, он поступил в небольшой колледж на Среднем Западе, в котором имелась неплохая библиотека. Впоследствии она значительно расширилась благодаря усилиям и деньгам тридцатидвухлетнего студента, а он сам уже через два года вышел из стен заведения, во многом обязанного ему, дипломированным специалистом. После этого дедушка Вингейт подал документы в Гарвардский университет на факультет правоведения.
