Янтарный след - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Я знаю, что могу даже Одина заставить делать для меня все, что мне будет угодно. Но я знаю и другое: он – не тот, кто позволит уклониться от расплаты, а цену своей покорности он назначит самую высокую.
Я видела, как он, взбивая для Ринд подушку, тайком сунул под нее мой цветок, завернутый в платок. Ринд заснула на своем ложе, мнимая старуха – на подстилке на полу. Проникнуть в сон Ринд мне было очень трудно, но я сумела увидеть, в каком облике он ей явился, и ахнула от восхищения перед его искусством. Если существует на свете красивый ётун, то именно таким Один и стал. Широченная грудь, покрытая звериным волосом, а покатые плечи переходят в мышцы рук – шары величиной с голову ребенка. Лицо очень узкое, сильно вытянутое, скулы выступают холмами над провалами щек, лоб высокий, но тоже узкий, глаза глубоко посаженные… левый – голубой, а правый – тускло-черный. На каждой руке по восемь пальцев – он и об этом не забыл! Из одежды – только широкие браслеты узорного черненого серебра на запястьях. Выглядел он дико, как и положено ётуну, слишком жесткому, угловатому, вырезанному из камня, но с каким искусством вырезанному! Даже я ощутила его своеобразную привлекательность, хоть и знала, что это морок, обман. А бедная Ринд, видать, впервые встретила, хотя бы во сне, мужчину, которого смогла бы полюбить. Я приоткрыла для нее щелочку в это чувство, и льющийся оттуда свет ослепил ее. Она протянула ему цветок, желтую звезду…
Что-то дрогнуло у меня в сердце при этом, мелькнуло воспоминание о чем-то для меня важном… Но тут ее сон кончился. А мнимая старуха подскочила со своей подстилки, мигом избавилась от женской одежды…
О своем облике Один сейчас не думал. Его волосы и борода были белы как снег, на мрачном лице зияла бездна вместо правого глаза. Хорошо, что Ринд в темноте не могла его видеть… Бедняжка, она не могла проснуться и думала, что продолжает видеть сон про красавца ётуна.
Только утром, когда Ринд очнется и увидит брошенную возле ложа одежду старухи, когда обнаружит, что с нею самой случилось непоправимое, она поймет, что в какие-то мгновения сон продолжился наяву. Через какое-то время она получит еще более ясное доказательство – когда обнаружит, что беременна. Но кто виновник, кто был мужчина, выскочивший из самой темноты в запертой спальне, для нее еще долго останется загадкой.
Гевьюн, конечно, будет очень недовольна. А Фригг встретит новую мать без восторга, хотя та и подарит ей мстителя за любимого сына. Наверняка завтра Гевьюн придет меня бранить – и по заслугам, я обманула ее надежды и нарушила обещание. Но у меня есть своя цель, и она для меня дороже, чем целомудрие Ринд.
И еще одна мысль меня не покидала. С этой ночи Ринд понесла дитя. Пройдет нужный срок, и родится ее сын – Один получит своего мстителя. Но рождение этого ребенка будет означать, что всего через ночь Бальдр будет убит.
Приложив столько усилий, чтобы произвести на свет мстителя за Бальдра, Один сделал неизбежной и эту месть, и эту смерть. Они были предначертаны, но он выбрал им время для проявления. Едва ли он этого хотел. Едва ли этого хочет Фригг, которой предстоит проливать слезы над самым прекрасным из своих сыновей. Вслед за рождением младшего Одинова сына в Асгард придет смерть. Бальдр падет, пронзенный стрелой из побега омелы, в полотне нашего бессмертия образуется дыра, и когда-нибудь в нее затянет нас всех. И все мы отчасти в этом виноваты – Локи, Один, Хёд, я. И Фригг, что старалась сделать сына неуязвимым и заставила всех богов метать в него копья. Такова силы судьбы, что неумолимо вращает колесо мира, и ей подвластны даже боги.
* * *
В этот раз я сама его отыскала. Вышло почти как тогда, когда он явился ко мне с головой Мимира: он сидел возле Источника, всем довольный, а я тихо вышла из-за ствола Ясеня, как незваная тень в яркий полдень. И платье, и волосы мои были цвета древесной коры, глаза – серовато-зеленые, лишь в волосах сидели два гнезда желтых цветов сон-травы, как легкое напоминание о моей услуге. Он сразу учуял мое появление, едва лишь я сошла с Дрожащего Пути; вскочил, торопливо выправил свой облик, как человек приглаживает волосы и оправляет одежду. Широкий прямоугольный лоб, темные брови, темно-голубые глаза, молочно-белые длинные волосы, мужественный подбородок под золотистой бородкой, золотые браслеты искусной работы… Я улыбнулась – он хотел мне понравиться. Тем лучше.
– Привет и здоровья тебе, Фрейя!
Он пошел мне навстречу, взял за руку, подвел к источнику; невесть откуда взялись несколько пышных подушек, обшитых разноцветным шелком с золотыми узорами, и Один усадил меня на них. Сам присел рядом, просто на траву, и я оказалась немного выше, будто повелительница, а он – у моих ног, как слуга. Но и так он смотрел на меня сверху вниз – иначе он не может, его глаза расположены выше, чем чьи-либо во вселенной. Однако я много на себя беру, пытаясь описывать расположение его глаз: один из них смотрит на вселенную извне, другой, отданный Мимиру, изнутри, и при этом они легко могут заглянуть один в другой. Поэтому говорят, что от его взора ничто на свете не укроется; это правда, поле его зрения обнимает все уровни многомирья.
И при этом его глаза, живые, темно-голубые под черными бровями, внимательно и удовольствием смотрели на меня, смотрели в мои глаза. Они были так близко, что я могла коснуться их, протянув руку.
Я так и сделала – осторожно коснулась его лица, скользнула кончиками пальцев по твердым прямым чертам, обвела вокруг рта… Сколь бы он не был мудр, он не может противиться моей силе – в нем ожило возбуждение, взгляд стал отстраненным, веки чуть опустились, грудь приподнялась в глубоком вдохе. В чертах лица разлилось ожидание, губы дрогнули, будто готовясь ответить на поцелуй.
– Я оказала тебе услугу, – мягко, влекуще шепнула я. – Теперь я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня.
– Чего ты хочешь? – хрипло ответил он.
– Я хочу найти человека, который мне дорог. Ты знаешь его. Это Од, сын Торстейна, конунга гаутов. Я уверена – ты спрятал его от меня, никто другой просто не смог
