Синтия Хэррод-Иглз - Флёр
— Мы ведь с тобой не ссоримся, правда? — говорила она. — После того как все закончится, приезжай к нам. Обещаешь?
Ричард, казалось, наконец вспомнил, что Милочка замужняя женщина. На каких условиях он должен был к ней вернуться?
— Я напишу. Когда война окончится, я приеду, обязательно приеду, — бормотал он. Но Милочка так сильно плакала, что от нее ускользал смысл произносимых слов. Она лишь откликалась на ласковый тон его убаюкивающего голоса. Мягко оторвав ее руки от шеи, он повернулся к сестре.
Глаза Флер были сухи, она стояла молча с серьезным выражением на лице. Приподнявшись, она губами прикоснулась к его щеке.
— Береги себя, мой маленький братик, — прошептала Флер ему на ухо. — И не забывай, мы с тобой по одну стороны баррикады.
Торопливо, крепко прижав к себе сестру, Ричард выпустил ее. Их глаза встретились.
— Нет, мы по разные стороны, — поправил он, — отныне так оно и будет.
Он хотел позвать ее с собой, но как это сделать, не оскорбив чувств Милочки? В любом случае, Флер с ним не поедет, он это прекрасно знал. Ричард не мог постичь всех сложностей, связанных с любовью, преданностью делу и долгом. Подняв ранец, он повернулся. Ему хотелось сейчас только одного — поскорее уйти.
Обмен военнопленными произошел на мосту чрез реку Черная неподалеку от Инкерманских развалин двадцать третьего сентября, после наступления сумерек, сразу после того как прекратилась дневная перестрелка. Карев присутствовал при церемонии. Он обменялся дружескими репликами с Калвертом из штаба Реглана — они с ним встречались в Лондоне. Он прибыл сюда в качестве переводчика и был приятно удивлен, что в его услугах не нуждаются. Они поговорили о Карлтоне, об обеде, на котором оба присутствовали в Мэншен-хауз, вспомнили общих знакомых. Потом Карев попрощавшись с Ричардом, поскакал назад в Севастополь. Если бы у него и возникли какие-нибудь сомнения по поводу своей преданности, то он, как старый солдат, несомненно смог бы с ними справиться.
Утром двадцать пятого сентября Людмила ворвалась с улицы в кабинет Карева с диким выражением на лице. Шляпка у нее сбилась на затылок, а подол платья был заляпан грязью. В эту минуту Карев диктовал служебные письма. Увидав жену, он вопросительно поднял на нее глаза.
— Почему ты ничего мне не сказал? — набросилась она на него, словно фурия.
— Что я тебе не сказал?
— Ты сам отлично знаешь! — Милочка повернула голову к старшему служащему. — Убирайтесь! — рявкнула она.
— Можете идти, Бежков, — перевел Карев. Людмила еле дождалась, когда наконец они остались одни. Она повернулась к мужу.
— Сегодня утром, когда я спросила тебя, почему не слышно грохота орудий, ты сказал, что у союзников, вероятно, появились другие заботы, — продолжала она яростно наступать на него. — Но я только что встретила Вархина, на улице, и он сообщил, что мы предпринимаем наступление на Балаклаву. Он сказал, что там находится целая армия под командованием Липранди, и там идет настоящее сражение. Идет сейчас!
— Он так тебе сказал? — спокойно спросил Карев, словно Вархин предсказал лишь изменение погоды. — Скажи, как интересно.
Людмила сжала кулачки.
— Ты все знал! — закричала она. — Ты давно, за несколько дней, знал о планах командования.
Он пожал плечами.
— Меншикову вряд ли понравится держать в праздности армию, когда мы подвергаемся постоянным бомбардировкам. Любой на его месте догадался бы, что нужно атаковать Балаклаву. Там находится единственная жизненно важная линия обороны противника. Если мы ее захватим, то одержим над ними верх.
— Нет! — закричала она. — Тебе нечего было догадываться, ты все заранее знал. Они занимали боевые позиции всю последнюю неделю, начиная с восемнадцатого числа, с того времени как мы уехали из Курного. Ты знал, что они собираются делать, и ты послал его туда намеренно. Ну вот, теперь начнется сражение и его убьют. Я знаю, что так и будет, и все это задумал ты!
Она расплакалась. Карев, выйдя из-за стола, подошел к ней. Взяв ее за плечо, он грубо тряхнул ее.
— Не дотрагивайся до меня! — рыдала она.
— Милочка, успокойся, успокойся, — мягко уговаривал он ее. — Ладно, прекрати плакать. Только подумай, о чем ты говоришь.
— Я знаю, что говорю. Ты хочешь, чтобы Ричарда убили. Ты мог держать его здесь до окончания сражения, но ты его нарочно послал в пекло, и я тебе этого никогда не прощу.
— Ты говоришь глупости, моя дорогая. Во-первых, я его туда не посылал — он сам поехал. Он просил об этом. И ты знаешь, что это правда. Во-вторых, как я мог знать о времени предполагаемой атаки до отъезда из Курного? Неужели ты считаешь, что Меншиков доверяет дозорным? Неужели ты думаешь, что я пользуюсь его доверием?
— Все равно, ты обо всем знал, — упрямо повторяла она, надувшись и вытирая слезы тыльной стороной ладони. Ей не хотелось, чтобы он разубеждал ее в подозрениях.
— Я уже сказал тебе, что любой из нас мог предположить, что будет произведена атака на бухту. Этого требует здравый смысл. Но все дело в том — когда… — Он пожал плечами. — Кроме того, неужели ты всерьез думаешь, что если бы я рассказал Ричарду о планах командования, он согласился бы остаться здесь? Это горячий молодой человек, к тому же патриот. Он обязательно потребовал бы отпустить его, чтобы сражаться за интересы своего народа.
— В таком случае ты мог бы удержать его здесь, ничего об этом не сообщая.
— В таком случае мне пришлось бы обмануть его, — с серьезным видом ответил Карев. — Как же я могу пойти на такое? Как я могу воспрепятствовать ему выполнить свой долг? Разве ты не хочешь, чтобы твой друг жил честно?
— Я хочу, чтобы он просто жил, — заявила Милочка, но в ее голосе уже не чувствовалось прежнего запала. Теперь она только плакала, но гнев ее прошел.
Граф снова дотронулся до плеча жены, но на сей раз она не отстранилась. Он обнял ее и погладил по головке.
— Будет он жить или погибнет — не нам решать. На все воля Божия. К тому же существует множество способов умереть не только в ходе сражения. Он мог остаться лагере, в полной безопасности от вражеского огня, и умереть от холеры, упасть в бухте в воду и утонуть, его могла бы ударить копытом в лоб лошадь. Нельзя уберечь человека от всех несчастных случаев. То, что должно произойти, произойдет обязательно.
Людмила чувствовала, что в его аргументах есть уязвимое место, но она не могла точно определить его. Она высвободилась из его объятий, однако без резких движений.
— Все равно ты должен был меня предупредить. Сегодня утром, когда я тебя спросила.
