Барбара Вуд - Время Мечтаний
Тогда Джадд решил спасти положение и укрепить пошатнувшиеся позиции.
– Мистер Уэстбрук, – сказал он, – упускает из виду самый важный момент. А именно: его предложение неуместно, поскольку противоречит приличиям. Девочка будет отвлекать мальчиков. Ее присутствие станет помехой занятиям. Как учитель, я счел бы большой сложностью ее пребывание в моем классе.
Тогда Уэстбрук достал чековую книжку.
– Я готов на щедрое пожертвование в пользу школы.
– Это не имеет отношения к деньгам, – поторопился сказать Джадд, увидев, как переглянулись Карпентер с Макинтайром. – Это вопрос чести. Мы должны заботиться о нашей репутации. Тонгарра известна первоклассным уровнем образования и высокими моральными нормами. Наше учебное заведение одно из самых лучших в колониях. Если у нас появится ученица, наш престиж будет подорван, не говоря уже о том, насколько снизится доверие к диплому нашей школы.
Но в конечном итоге Джадд остался один со своими доводами. Уэстбрук внес в фонд школы крупную сумму, и Бет при условии некоторых ограничений становилась в наступающем году ученицей школы.
– Мистер Макгрегор, – сказал Карпентер в ответ на протесты Джадда, – вам не кажется, что вы слишком остро все воспринимаете? Ответственность ложится не только на вас. В конце концов, школа берет девочку под свою ответственность. И если ее пребывание здесь создаст трудности, в том не будет вашей вины.
Джадд отошел от бара, где продолжался разговор об овцах и политике, и, потягивая шампанское, вернулся мыслями к разговору с отцом, произошедшем два месяца назад. Попутно он ответил рассеянным кивком на улыбку мисс Минервы Гамильтон. Разговор происходил в Килмарноке в кабинете отца, и в то время Джадд еще не знал, что говорят они с отцом в последний раз. Он слышал собственный голос: «Отец, неужели ты серьезно собираешься уехать? До сезона стрижки всего две недели». Но Колин, как одержимый упаковывал саквояж. Джадд видел напряженные плечи отца, следил, с какой яростью швыряет он в саквояж бумаги и документы. Джадд узнал их: это были исконные документы, подтверждающие права собственности на старый замок в Шотландии и прилегающие к нему земли, часть документов относилась к XVI веку, времени царствования короля Генриха VIII. В саквояж отправилось также свидетельство о рождении Колина, его паспорт и билет на пароход.
– Вот на что человек может рассчитывать, Джадд, – говорил Колин. – Состояние сегодня есть, а завтра его нет, землю можно купить и потерять, друзья порой становятся врагами. Чужими оказываются сыновья, но одна истина остается незыблемой: унаследованное право по рождению. Банк может отнять у меня овцефермы, кредиторы способны отобрать все имущество, но одного они не в силах меня лишить: моей родословной. Я лорд, владелец Килмарнока.
Тогда-то Джадд понял, что отец собирается сбежать, чтобы никогда не вернуться. В отчаянной попытке удержать его Джадд наговорил ему много такого, о чем теперь жалел. То были обидные и злые слова, которые должны были задеть отца за живое, вызвать агрессивность, всегда, как он знал, таившуюся в нем. Он надеялся, что ему удастся разъярить отца, зажечь в нем желание бороться за Килмарнок. За тот, что был здесь, а не за старый, полуразвалившийся – пристанище призраков.
– Ты никогда не ценил свое наследие, – с горечью заключил Колин.
– Я – австралиец, отец, – ответил ему Джадд. – Вот моя родословная, она здесь, в этом месте.
– Родословная учителя.
– Да, учителя! Я не лорд, я не хочу быть лордом.
– Тогда, отправляйся в свою сельскохозяйственную школу и живи там. Можешь бросить все, что я для тебя построил, все, что создал, чтобы передать тебе. Иди же и будь простым учителем и учи простых детей в простой школе. Боже, Джадд, это же совсем не одно и то же, что преподавать в Оксфорде, а? Это какая-то паршивая сельскохозяйственная школа в захолустной колонии.
Отец с сыном меряли друг друга взглядами, стоя по разным сторонам ненавистного кабинета, и сказанные ими обоими слова уже невозможно было вернуть назад. Эхо их оставалось висеть в напряженной тишине кабинета, и оба испытывали такую душевную боль, горечь и сожаление, что ни один не смог пересилить себя и сказать: «Прости».
Стиснув бокал с шампанским, Джадд наблюдал за женщинами, столпившимися вокруг Луизы Гамильтон, яростно обмахивавшейся веером. Он видел, как Джоанна Уэстбрук поднесла к носу Луизы флакон с нюхательной солью. Дочери Луизы, молодые избалованные особы, беспомощно суетились вокруг матери. А потом он увидел в толпе мачеху. Полин было уже тридцать девять, но Джадд считал ее все еще красивой. Он знал, что в ее стройном грациозном теле поселилась боль, ему было прекрасно известно, как отражалось на ней бегство Колина. Ему вдруг пришло в голову, что все эти годы он, возможно, держался от нее на расстоянии, полагая, что Полин такая же, как отец, только потому, что она вышла за него замуж. Последние три месяца Джадд наблюдал, как стойко она переносит тяжесть отъезда Колина, и постепенно он начал восхищаться ею.
Джадд допил шампанское и вернулся к бару.
Джоанна, сидя рядом с Луизой, искала глазами Бет. Она увидела ее под портретом короля Георга. Забыв о бокале шампанского в руке, Бет стояла и куда-то пристально смотрела. Джоанна проследила за взглядом дочери и установила, что объектом ее внимания был Джадд Макгрегор. Выражение лица Бет снова всколыхнули в Джоанне чувство тревоги и предчувствие беды. Ей хорошо были понятны чувства дочери к красивому молодому человеку, потому что Бет только и говорила, что о мистере Макгрегоре.
– Мама, я и не думала никогда, что он такой обаятельный, – сказала Бет после ежегодной сельскохозяйственной выставки, на которой Джадд получил приз за племенного барана. – Я видела его много раз, но только теперь поняла, какой он замечательный. И он будет моим учителем в новой школе, подумать только!
Джоанна понимала, что не так уж далек тот день, когда Бет выйдет замуж. Она уедет и будет жить где-либо в другом месте. Как же тогда ей защитить дочь?
– Боже, – говорила Луиза, неожиданно ставшая центром женского внимания. – Должно быть, ночь слишком жаркая, но мне что-то на самом деле нехорошо.
Полин стояла рядом, наблюдая, как Джоанна хлопочет, стараясь помочь, и вдруг поймала мельком брошенный на нее взгляд Луизы с таким знакомым выражением испуга. И Полин тут же поняла, в чем дело: Луиза снова ждала ребенка, а тринадцать лет ей так хорошо удавалось этого избегать.
– Луиза, – сказала Джоанна, – ты на самом деле выглядишь неважно. Я пойду поищу место, где бы тебе прилечь.
Джоанна вышла из зала и подошла к портье. Ей пришлось немного подождать, пока он разбирает какие-то квитанции.
