Мэри Брэддон - Проигравший из-за любви
— Конечно, — сказал Джарред, — она чрезвычайно высока. Вообще-то виллы растут, как грибы после дождя. Я вот что скажу тебе, моя старая леди, если уж тебе так хочется садик, то я схожу в Кэмбервелл и посмотрим, что получится.
— О, Джарред, — воскликнула восхищенная миссис Гарнер, — когда ты так говоришь, то напоминаешь мне твоего отца в лучшие его дни.
— Благодарю, мама. Ты, наверное, хотела сделать мне комплимент, но я не горю желанием, чтобы меня сравнивали с моим предком.
— Он был весьма неплохим человеком, когда мы были женаты, — ответила миссис Гарнер печально, — ты помнишь его, когда он сошел с пути истинного, когда дела его пошли плохо. Но ты не должен судить о нем строго, Джарред. Не каждому дано идти по верному пути. Много раз я сидела в этом кресле, и душа моя разрывалась из-за твоего отца, и ведь ты собирался пойти тем же путем.
— Нет, — сказал Джарред с достоинством, — я, конечно, не святой, но я могу остановиться вовремя.
— Ах, Джарред, если бы ты знал, как порой неуловима граница между злом и добром. Твой бедный отец никогда бы так не пал, если бы не те пари. Но он всегда относился к ним очень легкомысленно, и это-то и подвело его.
— Да, мама, помнишь ты все. Но нет особой пользы от сгребания всего в одну кучу.
— Когда сердце перегружено, Джарред, то ему нужна разрядка.
— Ты бы лучше занялась приведением в порядок этого барахла для тех двух несчастных старух. Я же пойду к Атласу, Волворсу, — сказал Джарред, беря свою шляпу.
— Колдхарбор-лейн — прекрасное местечко, подтвердила миссис Гарнер. — Я помню известное убийство в Гринакре, когда я была девочкой, и разрезанное на части тело в Колдхарбор-лейн. Есть также Гроуб, где Джордж Барнвелл…
Но Джарред исчез, и миссис Гарнер, кряхтя, взяла щетку и стала приводить в порядок изрядно поношенную мантилью.
Возможно, Джарред и поддался желанию своей матери, связанному с лесными деревьями и небольшим садиком, но не в этом одном было дело. С тех пор, как идея об изменении жизни и о разрыве с Джобери посетила мистера Гарнера, Войси-стрит потеряла для него свою былую притягательность. Эта улица без компании Джобери и без клуба была пустынной, и Джарред почувствовал, что его единственным шансом удержать себя вдали от завлекательной таверны «Королевская голова» была бы либо трехмильиая прогулка, либо трехпенсовый билет на омнибус. Именно эти вещи разделяли бы его новое местообитание и предмет его соблазнов.
Но даже в этом случае существовала возможность того, что искушение будет слишком велико для него. Он мог поддаться-таки чарам того места. Но ссора с Джобери, как убеждал себя Джарред, была верным шагом. Он и мистер Джобери теперь отрезаны друг от друга невозможностью встречи, но если бы Джобери, переполненный чувствами, все-таки распростер бы руки и воскликнул: «Гарнер, каким же ослом ты стал!», Джарред чувствовал, что вся его решимость начать новую жизнь могла, бы не устоять против такого дружеского порыва. Он мог бы растаять в момент и стать с Джозефом Джобери вновь родным братом. Поэтому Джарред направился на Регент-стрит, идя узенькими аллейками, — у него была антипатия к широким, открытым и чистым улицам, затем забрался на козлы какого-то экипажа и добрался до Волворстернпайк.
Мистер Гарнер провел несколько лет своей семейной жизни по соседству с этой улицей, и воспоминания его были связаны с этими узкими улочками, пересекающими район между двумя широкими дорогами: Волворс и Кеннингтон. Он очень любил свою молодую жену, жили они беззаботно и хорошо около четырех лет, перебирались с одного жилища в другое с небольшим количеством вещей, но этого им вполне хватало для того, чтобы довольно сносно обставить пару комнат, правда, на цыганский манер. Они даже находили некоторое удовольствие от подобного рода перемещений и были всегда подгоняемы представлением о том, что новые апартаменты, в которые они собирались перебраться, были значительно лучше, чем предыдущие; таким образом они пересекли практически всю Волворс, останавливаясь то на первом этаже Бересфорд-стрит, то на верхнем этаже Мэнор-плэйс, то в домиках Хэмитон-стрит. Его жена умерла от простуды во время их последнего такого переезда. Старая миссис Гарнер имела обыкновение скорбным голосом говорить о том, как та продуваемая со всех сторон комната повлияла на легкие Луизы, и что боги могли бы быть более благосклонны к молодой женщине, поскольку это событие слишком уж сильно подействовало на мистера Гарнера. Она умерла в двадцать четыре года, и Джарред искренне оплакивал ее. Именно после ее смерти он сошелся со своей матерью и стал жить в доме на Войси-стрит, куда была отправлена двухлетняя Луиза. Так и случилось, что Лу выросла на Войси-стрит и не имела никакого другого представления о доме, кроме того мрачного жилища, в котором она жила.
Сегодня же, глядя на широкую Волворс-роуд с козел экипажа, Джарред чувствовал острую грусть по своей молодости, окончившейся двадцать лет назад. Он вспоминал их кочевую жизнь, их милые ужины за свечой, вкусную еду, их маленькие банкеты с селедкой и бутербродами, праздники с сосисками и копченой пикшей, их вечерние походы в «Дорогу», когда окна магазинов были ярко освещены, а мостовые полны народу, и все это казалось им самым прекрасным и удивительным.
«Добрые, старые дни, они ушли навсегда! — говорил Джарред сам себе со вздохом. — Я думаю, что я был бы куда более хорошим человеком, если бы Луиза была жива».
Это воспоминание возымело действие, и мистер Гарнер воодушевился тем, что не все еще потеряно. С этим радостным чувством, наполнившим его, и с воспоминаниями о своей молодости Джарред прошел Кэмбервелл до того, как алые краски заката опустились на покатые крыши домов с окружающими их садиками, примыкающими к каналу. Сад, который особенно понравился ему, был небольшого размера, но гораздо больше, чем те пустынные участки земли, прилегающие к виллам, расположенным в трех милях от Чаринг-Кросс, садик этот был огорожен от всего мира зарослями боярышника. В середине сада на травянистой лужайке стояла большая старая груша, которая была посажена добрых лет сто назад, когда Кэмбервелл должно быть был деревней. Это дерево было с большим морщинистым стволом и с огромными ветвями, которые сейчас оказались увешанными грушами. Они, пожалуй, уже имели вкус турнепса и «мягкость» дерева, но все ж оставались грушами.
Именно рядом с этим садом находилась комната на первом этаже с выходящими на север окнами. Она вполне бы подошла мистеру Гарнеру, об остальных комнатах он даже не раздумывал. У него совсем не было требований к подвалу или к душевой, его не волновала тяга в дымоходе на кухне; он заключил сделку с агентом в основном из-за месторасположения дома. Он должен был получить этот дом — Коттедж Мальвины, как его называли, без выплаты ренты за текущий квартал, с условием, что он сделает небольшой ремонт, ежегодная же выплата должна была составлять двадцать пять фунтов.
