Кейт Фернивалл - Жемчужина Санкт-Петербурга
— Елизавета, я сделаю все, что в моих силах, чтобы повлиять на трибунал, но…
— Нет, Виктор, ничего не делай ради меня, я прошу. — Она говорила медленно и вдумчиво, как будто боялась, что он может не уловить истинного смысла ее слов. — Несколько последних лет я жила понастоящему. Жила и любила. Мне этого достаточно. Благодаря тебе я познала счастье, которого и представить себе не могла. Спасибо.
Он горько улыбнулся, не пытаясь скрыть боли, которая пронзила его сердце в эту секунду.
— Спасибо, — эхом отозвался он.
— Храни тебя Господь, — негромко произнесла она и пошла к двери.
Когда Валентина вернулась домой, Лида сидела на коленках наверху лестницы и бросала в двух оборванных мальчишек в прихожей изюминки. Валентина не стала бранить дочку, а взяла ее за руку, завела в комнату и присела перед ней, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
— Лида, я должна встретиться с одним человеком, и я хочу, чтобы ты пошла со мной.
— Это папа?
— Нет, доченька. Но не расстраивайся. Если мы все сделаем правильно, то скоро увидим папу.
— Ты каждый день так говоришь.
— Сегодня это правда.
Она одела дочку и сама оделась в простое платье и пальто, никаких оборок или мехов. Лидины огненные кудри она спрятала под коричневый платок, а сверху надела шапку.
— Сегодня ты должна выглядеть, как дочь рабочего.
Закончив переодевание, они подошли к зеркалу.
— Мам, а ты красивая. А я — уродина.
Валентина обняла Лиду и поцеловала в лоб.
— Ангелочек, ты самая красивая девочка на свете. А теперь послушай. Я хочу, чтобы ты коечто запомнила и, когда будет нужно, сказала.
— Я думала, вы умерли, — сказала Валентина.
Зайдя в кабинет товарища Ерикова, она остановилась и стала рассматривать лицо Аркина, его серую форму, увидела недавно появившееся высокомерие в его глазах и в тысячный раз пожалела, что тогда на Пистолетной горке воткнула скальпель ему в бок, а не в горло.
— Я думала, у вас начнется гангрена, — добавила она.
— Меня не такто просто убить. — Взгляд его был обращен не на нее, а на ребенка.
— Виктор, это ваша дочь, Лида.
Лицо Аркина осталось непроницаемым. Он даже не улыбнулся девочке.
Валентину охватила дрожь, когда она отпустила маленькую руку дочери и Лида храбро подбежала к столу. Девочка остановилась, как гном, перед возвышавшейся за столом фигурой, и у Валентины сжалось сердце.
— Добрый день, папа.
На горле Аркина запульсировала жилка. Он неуверенно прикоснулся к маленькой детской голове.
— Откуда мне знать, что она моя?
— Я клянусь, что это так. За Йенса я выходила уже беременной. — Валентина про себя поблагодарила Господа, что Аркин не мог знать, когда родилась ее дочь.
Он опустил руку, но Лида продолжала смотреть на него во все глаза.
— Это ничего не значит, — произнес он механическим голосом. — Она может быть ребенком Фрииса.
— Нет. — Валентина отвернулась, изображая смущение. — Мы с Йенсом всегда следили, чтобы я не забеременела.
— Почему я должен этому верить?
— Это правда. Я клянусь жизнью ребенка. Посмотрите, у нее ваш рот. А подбородок! Точно такой же формы, как у вас. — На самом деле никакого сходства не было, но Валентина чувствовала, как Аркину хотелось, чтобы это было правдой.
— А волосы? — Его рука потянулась к шапке.
Валентина предупредила Лиду, что шапка должна все время оставаться у нее на голове. Девочка, не задумываясь, схватила руку мужчины, крепко прижалась к ней щекой. Она посмотрела на Аркина трогательным взглядом, который бывает только у детей.
Виктор не отдернул руку.
— У нее не мои глаза, — сказал он, внимательно разглядывая девочку. — Кстати, и не ваши.
— Глаза у нее исключительно свои. У Лиды много такого, исключительного.
Протянув поврежденную ногу в сторону, Аркин присел и стал недоверчиво изучать девочку с близкого расстояния, но пальцы его попрежнему были зажаты в маленькой руке.
— Так ты, значит, Лида, — произнес он добрым голосом.
— А вы — мой папа, — тихонько проговорила она, потом чуть наклонила голову, застенчиво улыбнулась и вдруг кинулась ему на шею и крепко обхватила руками.
— Папочка, — проворковала она и поцеловала его в щеку.
Валентина наблюдала за ней в немом изумлении. Такому она дочку не учила. Но, увидев, как изменилось лицо Аркина — с него как будто сползла ледяная маска, — женщина рассердилась, потому что вместе с этой маской растаяла и какаято частица ее ненависти к этому человеку. Всегда настороженные глаза его словно затуманились, губы расплылись в улыбке. Они долго стояли так, прижимаясь друг к другу щеками. Потом он быстро поцеловал Лиду в лоб, поднялся в полный рост и вернулся за стол, не глядя ни на девочку, ни на ее мать. Он достал из ящика стола какойто лист, чтото написал на нем и протянул Валентине:
— Вот. С этим вы сможете уехать из Петрограда. Теперь уходите.
Она прочитала документ. Посмотрела на Лиду и разорвала бумагу.
— Здесь не сказано о моем муже.
— Да.
— Я не уеду из Петрограда без него.
— Валентина, если ты останешься в городе, красногвардейцы в конце концов найдут тебя, как бы ты ни закутывалась в платки. Ты — дочь министра, и про тебя не забудут. Не рискуй жизнью нашего ребенка.
— Если Йенс Фриис останется, останемся и мы.
— Не будь дурой, Валентина. Подумай о Лиде.
— Если умрет он, умрем и мы.
— Я не смогу спасти вас всех.
— Впишите его имя в разрешение на выезд, если хотите, чтобы ваша дочь осталась жива.
Это был блеф. Она была уверена, что не сможет его убедить. Аркин как будто ушел в себя, закрылся в панцире, и серый неприветливый кабинет превратился в пустое мрачное место. Но вдруг глаза его ожили, и он внимательно посмотрел на Валентину.
— Твоя мать любит Лиду? — спросил он.
Валентина ответила осторожно:
— Конечно, она любит свою внучку.
Он кивнул. Не глядя на девочку, он выписал другой документ.
— Возьми.
Рядом с ее именем и именем Лиды стояло имя Йенса.
— Спасибо.
— Но я тебя предупреждаю: когда он выйдет отсюда, за ним придут снова. И разрешение на выезд его не защитит. У вас есть час, может даже меньше. Потом они узнают, что он все еще здесь, в Петрограде, и разрешение аннулируют. Он работал на царя, и это ему не простится. — Голос Аркина зазвенел железом. — Настало время расплаты для таких людей, как он. Для людей, которые прикрываются своей интеллигентностью, думая, что либерализм и ученость могут защитить от народного гнева.
— Йенс работал для людей России. Он помогал простым рабочим. Что вы, большевики, собираетесь делать? Уничтожить всех, у кого есть голова на плечах? Что ждет Россию в будущем, если вы это сделаете?
