Джудит Макнот - Благословение небес
— О-о! — воскликнула она, мгновенно раскаявшись в своих словах. — Я не знала. Почему ты не сказал мне раньше?
— Потому что, — сказал он, предлагая ей руку и уводя к выходу, — мне хотелось, чтобы ты насладилась каждой минутой этого бала, даже если бы для этого пришлось принести из сада подпорки для кустов и предложить их гостям, чтобы они не попадали с ног.
— Кстати, о кустах, — сказала она, бросая с балкона последний признательный взгляд на гирлянды цветов и горшки с цветущими деревьями и кустами, которые занимали добрую четверть залы, — все говорят о том, чтобы взять на вооружение твою идею превратить бальную залу в цветущий сад. Ты стал родоначальником новой моды.
— Ты бы видела свое лицо, как видел его я, когда ты вошла в залу и увидела, что я с ней сделал.
Элизабет вспомнила, как они открыли бал: когда оркестр проиграл вступление к вальсу, Ян увлек Элизабет в глубину залы — в импровизированный сад «их прошлого».
— Наверное, мы были единственной парой, — сказала она, поднимая к нему смеющееся лицо, — которая когда-либо открывала бал, танцуя вальс в углу залы.
— Ты была против?
— Ты же знаешь, что нет, — ответила она, спускаясь с ним по резной лестнице.
Он остановился у дверей спальни, открыл перед ней дверь и уже хотел заключить ее в объятия, но отстранился, увидев появившихся в коридоре, служанок, разносивших по комнатам постельное белье для гостей.
— У нас еще будет для этого время, — прошептал он. — Столько времени, сколько мы захотим.
Глава 30
Не замечая недовольного лица Берты, которая расчесывала ее тяжелые волосы, Элизабет сидела за туалетным столиком в шелковой кружевной рубашке кремового цвета, которую мадам Ласаль посоветовала ей надеть в первую свадебную ночь.
Глубокий треугольный вырез рубашки сильно обнажал ее грудь, а высокий соблазнительный разрез открывал длинную красивую ногу, но Элизабет не думала об этом. Во-первых, она знала, что будет скрыта одеялом, а во-вторых, теперь, когда впервые после утреннего визита Вордсворта она осталась наедине с собой, ей было куда труднее отмахнуться от его обвинений в адрес Яна.
Безуспешно пытаясь переключить свои мысли на что-нибудь другое, Элизабет взволнованно вскочила со стула и наконец разглядела свою ночную рубашку.
Наклонив голову, чтобы Берте было удобнее расчесывать ее волосы, она вдруг вспомнила объяснение Люсинды того, как появляются дети. Так как Ян выразил горячее желание иметь детей, не исключено, что он захочет начать сегодня же ночью, и если так, то они, видимо, будут спать в одной постели.
Она нахмурилась, раздумывая над объяснением Люсинды, теперь оно показалось ей каким-то несерьезным и мало похожим на правду. Она выросла в деревне и имела представление о том, как размножаются животные, но, с другой стороны, понимала, что для людей такой отталкивающий способ вряд ли приемлем. И все же: только от того, что супруг целует в постели? Тогда почему появляются скандальные слухи, что та или иная женщина родила ребенка не от своего мужа? Очевидно, существуют и другие способы зачатия детей, и Люсинда располагает неполной информацией.
Это привело ее к мысли об их спальных комнатах. Ее апартаменты были смежными с его, и она не знала, в чьей спальне они будут спать, если он захочет лечь вместе с ней. Словно в ответ на ее невысказанный вопрос дверь, соединявшая ее спальню со спальней Яна, отворилась, и Берта испуганно подпрыгнула: как и большинство слуг Элизабет, она все еще побаивалась Яна и сердилась на него.
Бросив на него негодующий взгляд, она поспешно удалилась.
Элизабет же в отличие от нее смотрела на мужа с восхищением — такой легкой, уверенной и в то же время расслабленной походки не было больше ни у кого. На нем все еще были брюки от официальной фрачной пары, но сам фрак и жилет с шейным платком он уже снял, оставшись в белой рубашке с кружевными манжетами. Порот рубашки был расстегнут, открыв сильную загорелую шею. В таком виде он смотрелся не менее элегантно и мужественно, чем в официальном костюме.
У Элизабет на мгновение мелькнуло воспоминание о Вордсворте, но она с негодованием прогнала его.
Она встала и шагнула к нему, но тут же замерла, остановленная золотистой вспышкой в его глазах, окинувших взглядом ее тело, просвечивающее сквозь тонкую ткань рубашки. Ее охватила необъяснимая дрожь, она резко повернулась к зеркалу и в смятении провела рукой по волосам. Ян подошел к ней сзади и паял за плечи.
В зеркале она видела, как он опустил голову, и почувствовала на шее теплое прикосновение его губ, отчего по ее телу прошла сладкая дрожь.
— Ты дрожишь, — сказал Ян таким ласковым голосом, какого она никогда еще не слышала.
— Я знаю, — призналась она дрожащим голосом. — Только не знаю почему.
Его губы изогнулись в улыбке.
— Не знаешь? — тихо спросил он. Элизабет покачала головой. Ей очень хотелось повернуться к нему и умолять его рассказать, что случилось с Робертом, и в то же время она боялась услышать его ответ, боялась испортить эту ночь своими подозрениями, которые наверняка совершенно беспочвенны. И не менее страшно ей было узнать, что ждет ее в этой постели….
Не в силах оторвать от него взгляд, Элизабет наблюдала в зеркале, как его рука скользнула ей на талию и потянула назад, пока она не ощутила спиной его крепкую грудь. Он снова наклонил голову и прижал ее крепче, потом стал медленно целовать ее в ухо, его рука скользнула вверх, к плечу, спустила с него рубашку и стала искать ее грудь.
Он медленно повернул ее к себе, снова поцеловал, на этот раз медленнее.
Его руки привлекли ее ближе, и, захваченная будоражащими ощущениями, которые каждый раз пробуждали в ней его поцелуи, Элизабет ответила на его поцелуй. Ее руки замкнулись у него на шее, и в то же мгновение, как она сделала это, он подхватил ее на руки и понес в свою спальню, где на возвышении стояла огромная кровать.
От страстного поцелуя у нее закружилась голова, поэтому Ян осторожно придержал ее, когда поставил снова на ноги. Но когда его пальцы потянулись к лентам на плече, которые удерживали рубашку, она увернулась от его поцелуя и автоматически накрыла его руку своей.
— Что ты делаешь? — тревожным шепотом спросила она. Его пальцы замерли, и
Ян перевел на нее затуманенный взгляд.
Вопрос застал его врасплох, но, заглянув в зеленые глаза, Ян понял ее беспокойство.
— А как ты думаешь, что я делаю? — осторожно переспросил он. Она заколебалась, словно боясь произнести вслух такое ужасное предположение, затем тихим голосом неохотно произнесла:
— Раздеваешь меня.
— И это тебя удивляет?
— Удивляет? Конечно. А почему это не должно меня удивлять? — спросила Элизабет, все больше сомневаясь в том, что говорила ей Люсинда.
