Подмененная - Карр Филиппа
— Я думаю, пора возвращаться домой, — заторопился он. — В Дори мы провели больше времени, чем я предполагал. Тем не менее, тебе нужно было повидаться с Мэрией, Джеком и близнецами.
На обратном пути мы проехали мимо коттеджа миссис Полгенни, где на всех окнах виднелись аккуратненькие занавесочки. Я подумала, что за одним из этих окон склонилась над своей вышивкой Ли, и вновь задумалась о ее судьбе.
Бабушку заинтересовало наше сообщение о встрече с Бурдонами.
— Я подумаю, в какой из ближайших дней пригласить их, — сказала она.
В Кадоре было не принято подавать мне еду в классную комнату. Я сидела за столом с бабушкой и дедушкой. Они говорили, что видят меня не так уж часто и не желают понапрасну лишать себя моего общества. Вместе с нами за стол садилась и мисс Браун.
В этот вечер мы разговаривали о Бурдонах. Бабушка уже послала в Хай-Тор письмо с приглашением.
— Мне жаль людей, которые вынуждены покидать родную страну, — сказала она.
— В конце прошлого столетия их оказалось здесь немало, — добавил дедушка.
Мисс Браун заметила, что Великая французская революция была ужасным периодом в истории.
— Мы начнем изучать ее, покончив с английскими премьер-министрами, Ребекка. — Бабушке с дедушкой она пояснила:
— Я решила, что следует изучить эту тему поподробнее, поскольку девочке предстоит жить в семье политика.
— Превосходная идея, — сказал дедушка. — И наверняка это очень интересно.
— Политические лидеры — очень важные люди, — сказала бабушка.
— Вся проблема в том, — заметила мисс Браун, — что некоторые из них не вполне подходили для этого поста. Возможно, у всех великих людей есть недостатки.
— Как и у всех остальных, — согласился дедушка.
— А особенно у Наполеона III.
— Ты знаешь, кто он такой, Ребекка? — обратился ко мне дедушка. Он старался, чтобы я постоянно участвовала в разговоре.
Ну, до войны он был французским императором, да?
— Совершенно верно. Очень большая ошибка — возлагать на людей ответственность только потому, что они являются родственниками действительно великих людей. Существовал один-единственный Наполеон. Ни второго, ни третьего быть не может.
— Полагаю, это просто фамилия, — сказала я. — И они имеют право носить ее.
— Его отцом был Луи-Бонапарт, король Голландии, брат первого Наполеона, а его матерью — Гортензия Богарне, приемная дочь Наполеона I, — сообщила мисс Браун, которая не могла удержаться от искушения превратить застольный разговор в урок истории. — С юных лет он, хотел пойти по стопам своего дядюшки.
— Что ж, императором ему стать удалось, — заметила бабушка.
— Однако с самого начала его карьера была вереницей поражений, — подхватил дедушка, судя по всему, знавший историю не хуже, чем мисс Браун. — Его тщеславные попытки привлечь к себе внимание завершились весьма печально. В начале его выслали в Соединенные Штаты, а затем он прибыл сюда, в Англию, где пожил некоторое время, но, когда ему показалось, что революция тысяча восемьсот сорок восьмого года дает ему некоторые шансы, он вернулся во Францию, добился места в Национальной ассамблее и начал бороться за императорский титул.
— И, кажется, преуспел в этом, — сказала бабушка.
— Да, на время.
— На весьма долгое время, насколько я помню, — ответила она.
— Он хотел, чтобы его имя ассоциировалось с именем его дяди. Однако ему недоставало дядюшкиной гениальности — И куда же привела Наполеона его гениальность? — спросила бабушка.
— На Эльбу и на остров Святой Елены, — вставила я, желая показать им, что хорошо разбираюсь в предмете разговора.
Мисс Браун бросила на меня одобрительный взгляд.
— У этого Наполеона все могло бы сложиться удачно, — продолжил дедушка, — если бы он не начал завидовать растущей мощи Пруссии и ему не пришло бы в голову подорвать ее. Он сам спровоцировал войну с Пруссией, считая, что легко разобьет их и покроет себя ореолом славы. Однако он столкнулся с прусской дисциплиной. Ему следовало предвидеть, что его судьба решится при Седане.
— И тогда Бурдоны решили бежать из страны? — спросила я, пытаясь перевести разговор в русло, ведущее к интересующему меня предмету.
— Причем поступили весьма предусмотрительно, — ответил дедушка. — Революция в Париже — это катастрофа для Наполеона III. В результате их императрица с сыном живет теперь в Кэмден-хаусе в Чизлхерсте.
А теперь к ним присоединился император, уже не узник, но изгнанник.
— Как Бурдоны, — сказала я.
Бабушка улыбнулась мне.
— Никогда не позволяй своему дедушке увлекаться разговорами на исторические темы, — сказала она. — Когда он берется за это, его не остановить.
— Слишком захватывающая тема, — улыбнулась мисс Браун.
Когда мы выходили из столовой, появился конюх и вручил моей бабушке письмо.
В нем сообщалось, что Бурдоны с удовольствием принимают ее любезное приглашение на ленч.
Они приехали в назначенное время, и визит оказался очень любопытным. Как отметили впоследствии мои родственники, месье и мадам Бурдон были типичными французами. У месье была ухоженная острая бородка, темные жесткие волосы и очень обходительные манеры.
Он поцеловал ручки дамам, в том числе и мне, и с восхищением устремил свой взор на бабушку. Мадам была довольно миловидной женщиной, а ее живость и обаяние делали ее лет на десять-пятнадцать моложе.
Она была склонна к полноте, ее прическа была безупречна, а большие карие глаза глядели несколько грустно. Их английский был далек от совершенства, но я нашла его забавным и очаровательным.
Их сын и дочь были похожи на родителей внешне, а также, видимо, и внутренне. Молодого человека отличала та же галантность в обращении с женщинами; девушку — столь же тщательная, как у матери, ухоженность.
Они выразили свое восхищение древностью и мощью Кадора, а бабушка сказала, что если гости пожелают, то после ленча она устроит им экскурсию по замку.
Месье Бурдон признался, что это доставило бы ему огромное удовольствие; мадам заявила, что она примет приглашение с радостью; сын и дочь, как эхо, повторили слова родителей.
За ленчем они рассказывали про ужасные события на их родине, которые заставили их стать беженцами.
Я узнала, что мадам Бурдон была знакома с императрицей Евгенией, а месье Бурдон несколько раз имел честь находиться в обществе Наполеона III.
— Теперь, когда наш император и императрица находятся в Англии, мы чувствуем себя обязанными быть возле них, — слегка запинаясь, произнес месье Бурдон.
Бабушка спросила, как им нравится Хай-Тор.
— Очень хорош, очень хорош, — был ответ.
— Вы предполагаете когда-нибудь вернуться во Францию? — спросил мой дедушка.
Месье Бурдон сложил ладони и слегка покачал головой из стороны в сторону, одновременно пожимая плечами.
— Возможно, да. Возможно, нет. Эта Республика… — Он состроил гримасу. — Если император вернется…
— Думаю, что вряд ли это произойдет в обозримом будущем, — сказал дедушка.
— А пока он живет в изгнании, — добавила бабушка. — Интересно, как чувствуют себя люди в такой ситуации? Должно быть, странно оказаться после роскоши и церемониалов французского двора в захолустном Чизлхерсте.
— Может быть, он счастлив пожить в тихой обстановке.
Я заметила, что Жан-Паскаль посматривает на Дженни, горничную, прислуживающую за столом. Когда она подавала ему блюдо с овощами, их глаза встретились. Она покраснела. Я знала, что Дженни интересуется молодыми людьми, и решила постараться выяснить, какого она мнения об этом молодом человеке.
После ленча гостям предложили осмотреть Кадор.
Я отправилась вместе с ними. Я любила слушать рассказы дедушки об истории этого места. Тема так нравилась ему, и говорил он с таким энтузиазмом, что бабушке временами приходилось останавливать его, опасаясь, что слишком подробная лекция может утомить гостей.
Мы находились в галерее, где были вывешены старинные гобелены, часть которых находилась в весьма почтенном пятисотлетнем возрасте, когда мадам Бурдон вдруг разволновалась:
