Хелен Хамфриз - Путешествие безумцев
– Общественные работы, – объяснила Энни. – Схемы помощи голодающим. Сначала чинили старые дороги и строили новые, которые действительно были нужны. Но людей было слишком много, и для них придумали работу, в которой не было никакой нужды. Моим родителям пришлось строить дорогу, которая не вела никуда, ничего не соединяла. Она даже близко не подходила ни к одной деревне.
Энни взглянула на дорогу, на которой они стояли: плавно поворачивая направо, эта дорога так бодро убегала вперед, словно ей передалась энергия путников, двигающихся по ней в неутомимом стремлении к своей цели.
– Мой отец умер на дорожных работах. Меня отправили в Англию с семьей, которая решила искать спасения там. Мои братья заболели лихорадкой и, я думаю, умерли вскоре после моего отъезда. Из Англии эта семья послала моей матушке известие о своем благополучном прибытии, но ее уже не было.
– Не было?
– Она уже умерла, сэр. Господь прибрал и ее.
Для Энни ее мать была не более чем героиней рассказа. Далеким, неуловимым чувством, которое улетучивалось, как только она просыпалась. От того времени в ее памяти не осталось вообще ничего реального – только рассказы и сон, в котором ее братья призраками склонились над ней.
– Мне часто снится эта дорога, – сказала она. – Пыльная, разбитая колесами и лопатами. Я никогда не вижу во сне родителей, не знаю, как они должны выглядеть. Но я вижу ту дорогу – она совсем не похожа на эту. Она вообще не похожа ни на что в этом мире.
Они пошли дальше. Чувствуя, что все, какие были, слова вылетели из ее уст с легкостью мотыльков и, подхваченные ветром, унеслись прочь, Энни не могла больше говорить. Никогда и никому прежде она не рассказывала о своих снах. Все, что она сейчас рассказала, никогда к ней больше не вернется. Не будет принадлежать ей одной.
Эльдон тоже не мог говорить. Рассказ Энни лег на него невыносимым бременем. Он понимал, что самые искренние слова сочувствия будут в этом случае недостаточны и неуместны. Все, что он мог сейчас сделать, – это просто молча идти с ней рядом. Отныне эта дорога навсегда сольется для него с той, другой, исчезающей в прошлом дорогой из ее снов.
– Если бы мы были не те, кто мы есть, я бы пригласил тебя на ужин, – сказал Эльдон.
Они приближались к дорожному трактиру. За ним виднелась небольшая деревня. Доносились голоса людей и ржание лошадей.
Энни решила было, что разницу между ними он видит в ее ирландском и собственном английском происхождении. Она оглядела сидящих вокруг людей. Их было около дюжины за столами на открытой веранде трактира. Возчики. Батраки. Никого, похожего на джентльмена, как мистер Дашелл. Ни одной девушки, похожей на горничную, как она сама. Действительно, такие разные люди и не появляются вместе.
Энни давно уже не приходилось бывать в трактире. Когда-то с одной из «Джейн» с Портмен-сквер от случая к случаю наведывалась в подобные заведения неподалеку. С одной из хороших «Джейн». Всех многочисленных кухарок, прошедших через кухню миссис Гилби, Энни делила на хороших и плохих «Джейн». Плохие задерживались там дольше. Та хорошая «Джейн» несколько раз водила Энни в трактир. Настоящее имя ее было Мэри-Энн. Однажды, выпив лишнего, она взобралась на стул у трактирной стойки и спела веселую песню про свои исподники. Все смеялись и хлопали в ладоши, и каждой из них поднесли стаканчик за счет заведения.
Мэри-Энн задержалась у миссис Гилби ненадолго, и Энни скучала по ней больше, чем ожидала. Особенно ее очаровывала непредсказуемость Мэри-Энн: как это вдруг ей пришло в голову взобраться на стул среди шумной толпы подвыпивших посетителей трактира и исполнить непристойную песню? Мэри-Энн сумела настолько потрясти Энни, что та на какое-то время забылась, перестав следить за своими поступками строгим взором миссис Гилби и господа бога.
– Если бы мы были не мы, сэр, – спросила Энни, – то кто тогда?
Иногда ей приходила в голову мысль, что во многом ее судьба есть следствие чистой случайности. Если бы миссис Гилби не взяла ее ребенком из работного дома, если бы она не стала горничной, что могло ее ожидать? Фабрика? Угольные склады? Или, может быть, место прислуги в трактире? В таком случае разве рассмешила бы ее непристойная песенка пьяной женщины, разве сочла бы она ее достойной бесплатной выпивки?
Эльдон взглянул на посетителей придорожной харчевни. Трудовой люд. В этот миг ему хотелось стать одним из них. Он не желал, чтобы Энни вдруг оказалась одного с ним круга, он желал сам быть ее ровней.
– Ну, – сказал он, – мне пора. Пошли назад, возвращаться к работе.
Тем же путем они направились обратно. Оба молчали, и вокруг них шелестело и жужжало лето.
– Спасибо за компанию и приятную прогулку, – сказал Эльдон перед тем, как расстаться с ней. – Нет ничего лучше, чем прогулка в хорошей компании летним вечером.
– Разве миссис Дашелл совсем не выходит с вами? – спросила Энни.
– Изабель? Нет, она слишком занята своей фотографией и не любит, чтобы ее прерывали, разбивали ей день. Я привык гулять один. С юных лет. Для укрепления здоровья. В юности я мечтал стать путешественником.
Он старался говорить непринужденно, делая это признание, которое считал глупым, тривиальным и абсурдным одновременно, но не выдержал и запнулся.
– Что говорить! Подростком и юношей я был болезненным и нездоровым, мне порой трудно было даже поднять свой чемодан… О морских путешествиях, о походах в горы, об экспедициях в Арктику не могло быть и речи… Что бы там со мной стало?
Когда-то он мечтал только об одном – отправиться туда, на самую Крышу Мира, постоять на верхушке шарика под белым арктическим небом. Забытая мечта юности скользнула в душе чистой и гладкой льдинкой.
– Вот и вся история моей жизни, – заключил он.
– Еще не вся, сэр, – отозвалась Энни.
Эльдон подумал, что рассказал про себя слишком много, выдал слишком много правды незнакомому, по сути, человеку. Впрочем, она права.
– Да, конечно, еще Изабель, – сказал он.
Он посмотрел на свои руки, совсем непохожие на грубые, узловатые руки моряка или альпиниста. Его руки – чистые, тонкие и слабые руки книжника, книжного червя, человека, не знавшего физического труда.
– Тебя никогда не удивляло, что у нас нет детей?
«Молчи!» – приказал он себе, но было поздно, он уже проговорился.
С чувством вины Энни припомнила свое тайное посещение дальней комнаты, заваленной колясками, колыбельками, детскими вещами, тишину и пыль.
– У вас такой большой дом, – ответила она.
– Да, дом достаточно велик, чтобы быть полным детей.
Эльдон поднял взгляд на Энни. Твердость ее взгляда успокоила его – она словно положила холодную руку на его разгоряченный лоб.
