Джэсмин Крейг - Империя сердца
Люси замолчала, обдумывая услышанное.
— Как странно узнавать, что жизнь продолжается и без твоего участия, — наконец промолвила она. — После того, как я попала в плен, мое существование настолько изменилось, что я и думать забыла о внешнем мире. Однако мне казалось, что он останется таким же, как прежде, что он как бы затаит дыхание, дожидаясь моего возвращения.
Купец ответил спокойно, но в его словах слышалась сдержанная страстность:
— Зато Индия не изменилась — ни за два года, ни за два столетия. Коронация чужеземной императрицы не может изменить жизнь моего народа.
— А жаль, — язвительно парировала Люси.
Неужто туземцы не понимают, что английское правительство цивилизует Индию? Эту страну нужно избавить от грязи, болезней и мерзости, сделать ее похожей на Англию.
Девушка высокомерно вздернула подбородок:
— Нельзя назвать совершенной страну, где вдов бросают в погребальный костер следом за мужьями. Или ты считаешь, что в этом ничего страшного нет?
— Такая традиция существует только у индусов, — небрежно уронил купец, тем самым напомнив о религиозном расколе, делившем Индию на две части. — Мы, мусульмане, не требуем от женщин самосожжения. Нам не нужно, чтобы наши жены доказывали преданность столь устрашающим образом.
— Конечно, вы просто молодцы, — пробормотала Люси по-английски. — Жен не сжигаете, просто запираете их в своих зенанах.
Купец вопросительно приподнял бровь, и Люси склонилась перед ним в низком, фальшиво-почтительном поклоне.
— Мои слова не имеют значения, господин.
— И все же повтори их. Я настаиваю.
— Если тебе этого хочется, господин…
— Что такое ты сказала про зенаны?
За два года, проведенных в Куваре, Люси превратилась в искусную лгунью. Обезоруживающе улыбнувшись, она произнесла:
— Я сказала, что ваши женщины, живущие в зенанах, должно быть, необычайно счастливы. По твоему лицу, господин, видно, какой ты образцовый супруг.
— В самом деле? Очень странно. Ведь я не женат.
— То есть как не женат? — поразилась Люси.
Купцу было не меньше тридцати лет, а по обычаям его народа он должен был вступить в брак никак не позже двадцатилетнего возраста.
Но тут индиец предостерегающе приложил палец к губам:
— Тише, я слышу стук копыт. На сей раз ветер нам не союзник. Помолчи, англичанка, и следи, чтобы твой конь не заржал.
Люси немедленно умолкла, минуту спустя и она услышала вдали цокот копыт. На сей раз преследовали двигались не галопом, а рысью. Судя по голосам, кто-то из всадников то и дело сворачивал в сторону — очевидно, в поисках следов.
Внезапно Люси поняла, что новая опасность еще страшнее прежней. Достаточно кому-то из всадников заглянуть за выступ скалы, и убежище будет обнаружено. Следов на воде, конечно, не видно, но разве можно поручиться, что одна из лошадей не фыркнет или не заржет?
Люси оглянулась на купца, надеясь, что тот хоть как-то ее подбодрит. Как это ни странно, насмешливый взгляд индийца действительно прибавил ей уверенности.
Люси так ничего и не сказала, но купец, очевидно, почувствовал ее тревогу — он обернулся, внимательно посмотрел на девушку и отвел взгляд. Потом молча достал из-за пояса два кинжала, приставил один острием к своему животу и сделал вид, что пронзает себя насквозь.
— Если люди хана найдут пещеру, — сказал он, протягивая кинжал девушке, — советую тебе поступить именно таким образом, англичанка.
Голос его был едва слышен и лишен какого-либо выражения.
— Но я не смогу!
— Придется, англичанка. От Хасим-хана такой быстрой смерти ты не получишь.
Люси опустила глаза, стыдясь собственной слабости.
— Ты прав, господин, но я боюсь, что моя рука дрогнет.
— Тогда держись поближе ко мне. Так и быть, выручу тебя. — Он переместился поближе к Люси. — Быстрей, англичанка, прижмись ко мне. Я тебе не завидую, если ты попадешь к ним в руки живой.
Люси припала к его плечу. Ее мерин недовольно переступил с места на место, от чего девушку качнуло еще ближе к купцу. От прикосновения Люси вся вздрогнула, а купец бросил на нее иронический взгляд. Люси смущенно залилась краской.
— У меня в мешке зерно, — сказал индиец, отворачиваясь. — Дай коням пожевать — это заткнет им глотку.
Люси открыла было рот, но купец резко качнул головой и прошептал:
— Молчи! Они уже здесь.
Люси услышала голоса, фырканье чужих лошадей. Теперь малейший шорох — и убежище будет раскрыто. Зачерпнув обеими ладонями зерна, Люси стала кормить коней, молясь Богу так истово, как никогда прежде в своей жизни.
Неподалеку от входа в пещеру преследователи остановились для совета.
— Никогда нам их не найти, — услышала Люси. — Зря только время тратим, копошимся тут в пыли! Ведь она — джинн. Ей ничего не стоило приделать лошадям крылья. Они давно улетели!
— Ха! — хмыкнул другой. — Ты расскажи эту сказку Хасим-хану. Увидишь, что он с тобой сделает. У тебя с перепугу у самого крылья вырастут.
Мерин Люси, чувствуя близость других лошадей, беспокойно зашевелился, ударив железным копытом о камень.
— Что это был за звук? — спросил один из всадников.
— Это джинн из бутылки вылезает, — насмешливо ответил другой. — Ладно, едем дальше. Искать бессмысленно, а я проголодался. Уверен, что они сделали круг и обошли селение с запада. Если так — их уже догнали без нас.
К несказанному облегчению Люси, это мнение было единогласно одобрено. Всадники неспешно пересекли ручей, и вскоре их голоса стихли вдали. Некоторое время спустя до пещеры уже не доносился и стук копыт.
Купец засунул кинжалы обратно за пояс.
— Еще часок подождем, и можно трогаться в путь. — На невозмутимом лице мелькнула тень улыбки. — Как считаешь, англичанка, может быть, позавтракаем?
Когда купец сказал, что уже можно трогаться в путь, беглецы выбрались из пещеры и восемь часов двигались через горы без остановки. Привал они сделали лишь тогда, когда на землю спустилась тьма.
Накормив и напоив усталых животных, индиец развел костер, а Люси тем временем подобрала на берегу горной речки плоский камень. Камень можно будет раскалить на огне и использовать как плиту, чтобы испечь лепешки.
Девушка нашла как раз то, что нужно, и очень довольная собой вернулась к костру. Наскоро сделала тесто, смазала раскаленный камень бараньим жиром. От аппетитного шипения и запаха у Люси аж в животе забурчало. На готовые лепешки она положила сверху кусочки сушеного козьего мяса и насыпала изюму. Потом с низким поклоном подала пищу купцу. Тот, коротко кивнув, принялся есть. Разговаривать во время трапезы не полагалось. Две лепешки купец съел сам, а от третьей отказался:
