Мэй Макголдрик - Пылкие мечты
Жаль, что Дэвид не желает слушать ее объяснения — те, которые она сочла бы наиболее правдоподобными, если бы он пожелал ее послушать. Да и вряд ли он сумел бы понять ее; впрочем, она ведь решила никому ничего не рассказывать, кроме самого сэра Аллана, да и то она открыла бы ему свою тайну лишь после того, как стала его женой. Почти в самом конце лестницы она натолкнулась на одну из кухарок, тоже поднимавшуюся.
— Неужели это вы, мисс Гвинет? Мы совсем не ожидали вас.
Остановившись на секунду и повернувшись к молодой кухарке, Гвинет произнесла:
— Пожалуйста, подайте завтрак капитану Пеннинггону в библиотеку. А если он спросит о моей тете, скажите ему, что она спустится через час.
— Но, мисс, леди Кэверс еще позавчера уехала в Бристоль.
— Мне это известно, так же как и вам. Окажите мне услугу, не говорите об этом капитану Пеннингтону еще часа два. Вас это не затруднит?
— Хорошо, мисс.
— Тогда поспешите.
Кухарка повернулась и, опережая Гвинет, побежала вниз.
Всем слугам в нижней столовой и на кухне, которые попадались ей на пути, Гвинет делала знак рукой, давая понять, что требует от них молчания. Выскочив из дверей кухни, она помчалась по дорожке вокруг дома. Выбежав на улицу, она сразу увидела карету. Кучер сидел на своем месте, а грум стоял возле дверцы. Гвинет рассчитывала, что они поняли ее молчаливую просьбу и не выгрузили багаж. План ее чуть не провалился, и Гвинет, имея богатое воображение, сразу представала себе мелодраматическое окончание побега. Перед ее глазами промелькнула картина: в тот момент, когда они с сэром Алланом дают в Гретна-Грин обет верности друг другу, Дэвид пытается взломать дверь в кузнечной мастерской.
— Прошу извинить меня за небольшое отклонение от пути, — сказала она открывшему ей дверцу кареты груму. — Теперь можно ехать, куда и было задумано с самого начала.
Гвинет забралась в карету и только тут заметила Дэвида. Вытянув длинные ноги, он положил их прямо в сапогах на сиденье напротив. Скрещенные на груди руки и склоненная голова придавали ему вид спящего человека. Грум захлопнул за ней дверцу, карета тронулась, и от этого толчка она почти упала на сиденье рядом с Дэвидом.
— Я ожидал тебя раньше, — проговорил он, не открывая глаз.
* * *Неизвестно, сколько лет замок стоял разрушенным, его покинули задолго до того, как семья Пеннингтон выстроила для себя Баронсфорд. Заброшенное с незапамятных времен здание служило жалким напоминанием о былых временах, когда граница была постоянным полем сражений и битв. Пожар уничтожил замок, а остальное довершили ветер и дождь. В итоге от замка остались одни голые каменные стены с зияющими дырами вместо окон и обвалившаяся крыша.
С юных лет ему нравилось бывать здесь. И всякий раз его охватывал восторг, когда, стоя на грубом деревянном полу парадного зала, он представлял себе, как все это выглядело раньше. Повзрослев, он с большим удовольствием занялся обустройством замка. Закатав рукава, он забирался на стены и чинил крышу, чтобы уберечь комнаты от дождя.
Это был заброшенный дом, а он был заброшенным ребенком. Он представлял, что этот замок — его резиденция. В теплые летние дни ему было приятно сидеть на крепостном валу и мечтать о своем будущем и о том, каким станет этот замок через несколько лет. Он неустанно трудился, восстанавливая его по кирпичику.
Но свои мечты и все, чем он занимался в заброшенном замке, он держал в строжайшей тайне от других. Старый полуразрушенный замок стал его святилищем. Ему не нужна была ничья помощь. Даже если бы это заняло месяцы или годы, чтобы сделать его резиденцию пригодной для обитания, — он все равно бы не отступил.
И все равно она нашла его. Он даже не представлял себе, как ей это удалось. Но однажды, спустившись по каменной винтовой лестнице, он увидел стоявшую внизу Эмму.
Глава 3
— Босая, измученная, одетая в лохмотья — вот так она выглядела. К тому же ее бил озноб. Тут бы и слепой заметил, что девушке нездоровится, что она на сносях. А ее просто бросили ночью у дверей нашего дома.
Старуха, жена батрака, стояла с Уолтером Траскоттом возле открытых дверей своего домика. В воздухе пахло дождем. Это был один из самых удаленных уголков поместья Баронсфорд.
— Даже не знаю, выживут ли мать и ее ребенок и как с ними быть дальше. Мы позаботились о ней как могли, а потом Ангус послал за вами парня. Он хотел, чтобы вы пришли, если сможете.
Уолтер пригнулся, когда хозяйка ввела его внутрь лачуги. Несмотря на открытую настежь дверь, в комнате, единственной в доме, было жарко и дымно от горевшего очага. Два крошечных оконца были завешаны лоскутами кожи, сквозь которые вообще не проникал свежий воздух. Внутри было почти нечем дышать.
— Она так и не пошевелилась с тех пор, как мы ее положили сюда. Я пробовала напоить ее, но все напрасно, у нее нет сил даже глотать воду.
Сперва Уолтер увидел старенькое потрепанное стеганое одеяло, которым была накрыта женщина, несмотря на то что в доме было и без того очень жарко. И только потом Уолтер разглядел ее. У него болезненно сжалось сердце. Ему показались удивительно знакомыми эти светлые локоны и этот маленький носик. Женщина открыла глаза и несколько секунд бессмысленно смотрела на него. Как странно, и глаза у нее были знакомого цвета. Затем она закрыла их и снова впала в забытье. Остолбеневшему от неожиданности Уолтеру казалось, что он видит призрак. Нет, этого не может быть. Он ведь сам видел Эмму мертвой. Он помнил, как выносил из реки ее холодное тело. Уолтер тяжело выдохнул, от ужаса по спине у него пробежал холодок.
— Должно быть, она одна из тех беженок, что идут с севера и с запада, — предположила старуха. — Каждый день мы видим этих несчастных, потерявших свои фермы.
Однако у незнакомки черты лица были несколько тоньше, чем у Эммы. Уолтер, невзирая на боль от охвативших его воспоминаний, попытался восстановить сквозь пелену прошлого образ Эммы. Но едва он подошел к постели, как сходство исчезло.
— Прямо не знаю, как могли они так поступить. Почему они не постучали и не попросили приютить ее? Бедняжка насквозь промокла под дождем. Мы даже не знаем, как ее зовут, сэр, откуда и куда она идет. Лохмотья, что я стащила с нее, когда-то были прекрасным платьем. Бог ее знает, может быть, она даже из благородных.
Как ему было знакомо это выражение ангельской невинности, хотя черты ее лица когда-то были более нежными. Длинные ресницы слегка касались мертвенно-бледных и грязных щек. Женщина пошевелилась, и Уолтер осторожно коснулся ее бледной щеки. Несмотря на удушающую жару, кожа на ощупь оказалась холодной.
