Лариса Кондрашова - Замужняя невеста
Флоримон был хоть и аристократ, но законченный негодяй. Но Соня успокаивала себя, что не может весь поселок на берегу моря целиком состоять из негодяев.
Как бы то ни было, а осторожность не помешает. Из кусочка материи, оставшейся от ее широкой юбки, она сделала небольшой узелок, куда сложила тот запас съестного, который отложила себе на дорогу.
Вздохнула, перекрестилась и, полусогнувшись, выползла из своего укрытия.
Итак, Соня решила подобраться к небольшому поселку с тыла. Берег оказался довольно крутым, с редкими чахлыми кустиками какой‑то жесткой травы и осыпался под ногами, так что княжне пришлось немало потрудиться, чтобы найти поудобнее путь. Наконец она выбралась наверх, все еще опасаясь выпрямиться во весь рост. Попросту выползла.
Оказалось, что поселок гораздо больше, чем виделось с берега. Он как бы переваливался за пригорок вниз, словно некое животное, которое сползло с кручи, оставляя на берегу узкий хвост.
Ей показалось какое‑то движение в крайних домиках поселка, и она присела за куст небольшого кустарника, продолжая зорко всматриваться в даль. И таки нашла то, что искала. Дом, который стоял на приличном отдалении от других и был каменным, довольно большим и даже имел весьма высокую сторожевую башню.
Странно, что Соня не заметила его с берега. Впрочем, ее взгляд тогда притягивали небольшой причал, стоявшее возле него судно и видимая с моря часть приморского поселка.
Соня решила пойти к этому отдельно стоящему дому и с раздражением поймала себя на том, что никак не может за—ставить свою спину выпрямиться. Ну как может, выпрямившись и держа спину, идти по дороге женщина в такой одежде! С юбкой, от которой остались одни клочки.
Она мысленно промерила расстояние до одинокого дома. От этого куста, за которым она пряталась, можно было перебежать до другого такого же. Потом пригорок слегка нырял вниз, и там начинались уже более густые кусты, так что, если пройти согнувшись, со стороны ее маневр вряд ли будет кем‑нибудь замечен.
Так она и сделала, передвигаясь почти на корточках и помогая себе правой рукой. Чистая обезьяна, да и только! Теперь можно так же пробежать кусты, а вот дальше… Она присела на траву, которая здесь наконец‑то была зеленой, а не пыльно‑серой. А дальше к дому вела мощенная камнем дорога на совершенно открытом пространстве. Не спрячешься.
Она оглядела себя как бы со стороны. Вид ужасный. Волосы… сколько дней не мытые. Их, наверное, разве что той расческой, каким лошадям гриву чешут, и можно распутать. А уж о горячей воде остается только мечтать. Тут умыться хотя бы, но пока никакой речки или даже крохотного ручейка поблизости она не видела.
Эх, где наша не пропадала! Она поднялась во весь рост и выступила на дорогу. Конечно, в таком виде ей могут и двери не открыть. Скажут: «Прочь отсюда, нищенка!»
Причем неизвестно, на каком языке скажут и поймет ли она. Но у нее не было другого выхода.
Вблизи дом показался ей куда старее, чем издалека. И медное кольцо на двери — оно же совсем позеленело от времени. Дрожащей рукой Соня взялась за кольцо, и в ту же минуту дверь отворилась.
Перед нею стоял если и не старик, то мужчина довольно пожилой, в черном потертом, но чистом одеянии, левую сторону которого украшал странный белый восьмиконечный полотняный крест. Такой одежды, вернее, такого знака она прежде не видела.
— Долго же вы добирались сюда, моя дорогая, — сказал ей мужчина на чистейшем французском языке. — С духом собирались?
Она молча кивнула, внутренне дрожа и ожидая, что вот сейчас он ее погонит… Соня даже не подумала о том, откуда он знает, как она сюда добиралась.
— Заходите. В этом доме дают приют всем, кто постучится в дверь.
Он отступил в сторону, давая ей пройти. И Соня уже не колебалась. Все равно идти ей было некуда. Мужчина подал ей руку, чтобы она могла пройти в небольшой зал, где царил полумрак, который давала одна свеча, и горел камин. А убранство комнаты напоминало бы своей скудостью монашескую келью, если бы не огромный гобелен на стене, который был увешан самым разнообразным оружием.
Даже навскидку она могла бы сказать, что коллекция дорогая. Одни эфесы нескольких сабель могли стоить целое состояние.
Перехватив ее заинтересованный взгляд на оружие, мужчина задал Соне вопрос, которому она тоже почему‑то не удивилась:
— Фехтуете?
И опять Соня молча кивнула, от волнения у нее вдруг будто сковало горло.
— Прекрасно!.. Итак, вы пришли с моря. Так сказать, морская нимфа вышла на берег… Вы понимаете по‑французски?
Странно, что он спросил Соню об этом только теперь. Ее кивание принял за нервическое подергивание?
— Понимаю.
— Жюстен! — вдруг гаркнул он так громко, что Соня в испуге отшатнулась.
В зал вошел небольшого роста крепкий мужчина, впрочем, как видно, ненамного моложе самого хозяина.
— Слушаю, хозяин, — слегка поклонился он.
— У нас гость. Точнее, гостья.
— Вижу.
— Но тогда что же ты стоишь столбом, приготовь что‑нибудь.
— Слушаюсь, хозяин, — опять поклонился он и вышел.
— Простите, милая девушка, — спохватился мужчина, — но я до сих пор не представился вам. Рыцарь Арно де Мулен.
— Рыцарь? — растерянно переспросила Соня.
Ей вдруг представилось, что она попала в какое‑то другое время, в один из тех романов, которые она когда‑то читала, и перед нею рыцарь Средневековья, немного постаревший… но не на шесть же веков!
— Я не услышал вашего имени, — поторопил ее хозяин. — Кто вы, прекрасная незнакомка? Не соблаговолите ли назвать мне свое имя?
— Видите ли, я… Наверное, вы удивитесь, но обстоятельства сложились так…
«Да что ты тянешь! — мысленно прикрикнула Соня на саму себя. — Раз уж решила признаваться…»
А и в самом деле, почему она вдруг вознамерилась открыть свое инкогнито перед совершенно незнакомым человеком? Второй год она жила во Франции, но мало кто из встреченных ею знал, кто Соня на самом деле. Просто отчего‑то она была уверена, что с де Муленом может быть совершенно откровенна.
— Я русская. Княжна Софья Астахова.
— Браво. Первый шаг сделан, — не слишком понятно для Сони пробормотал он. — Не откажетесь ли, мадемуазель Софи, — он совершенно проигнорировал ее титул, — выпить со мной чашечку дивного индийского напитка под названием «кофе». Во время своих странствий, кажется, я изрядно к нему привык.
Странствий. Значит, он все‑таки всамделишный рыцарь?
— Не откажусь.
Вообще‑то Соня не очень любила кофе, ей больше нравился шоколад, но, вспоминая покойную матушку, она подумала ее словами: «Дают — бери, а бьют — беги».
