Валери Шервуд - Песня ночи
По лицу Хоукса тек пот. Он то бормотал проклятия, то молился, хотя в последнем едва ли сознался бы даже себе самому.
Но Каролина напрасно волновалась. В мгновение ока кошка перемахнула узкую полосу воды и достигла берега, серебристо-призрачной тенью нырнув в заросли.
Но в миг молниеносного прыжка, принесшего животному свободу, раздался выстрел. Каролина резко обернулась и почти инстинктивно нажала на курок, целясь в того, чей пистоль еще дымился. Мужчина, как-то удивленно взглянув на Каролину, не понимая еще, что произошло, рухнул на палубу.
К счастью, тот матрос выжил. Пуля прошла сквозь плечо навылет, не задев даже кость. А иначе бы… Даже верный Хоукс вряд ли помог бы ей.
— Почему вы это сделали? — спросила Каролина с мукой в голосе, склонившись над корчащимся от боли матросом. — Почему вы хотели убить ее?
Тот и сам не знал почему. Возможно, сыграл инстинкт охотника. Но теперь, кроме боли, он испытывал еще и стыд, стыд перед женщиной, оказавшейся более храброй, чем он.
— Как ты думаешь, Хоукс, — спросила Каролина, и голос ее не дрогнул, — он не задел ягуара?
— Нет, — покачав головой, ответил Хоукс. — Парень точно промахнулся. Корабль здорово качнуло, когда кошка прыгнула.
Каролина настояла на том, чтобы они заночевали вблизи берега. На рассвете матросы осмотрели местность. Следов крови не было, зато нашли отпечатки мощных кошачьих лап на топком месте берега.
— Обещаю, — заявила, сверкая глазами, Каролина, — если кто-нибудь из вас попробует поохотиться на этого зверя или посмеет рассказать кому-нибудь, где мы ее выпустили, я позабочусь о том, чтобы Келлз лично отрубил негодяю голову.
Мужчины переглянулись. Обстановку разрядил Хоукс:
— Капитан Келлз будет весьма доволен тем, что вы сделали одолжение его даме. А теперь, думаю, нам пора возвращаться. Когда вернемся в Порт-Рояль, я обещаю поставить всем виски. А пока, Рой, тебе надо заняться раной.
— Я стреляла в вас, Рой, я и перевяжу рану, — решительно заявила Каролина.
Сначала она не задумываясь чуть не убила человека. Теперь с готовностью взялась за его лечение. Серебряная Русалка вся была соткана из противоречий.
Но вечерний гость так и не дождался этого рассказа от Каролины.
— Это правда, что вы сами освободили зверя? — уточнил он.
— Да, правда, — со вздохом призналась Каролина. — Я часто поступала безрассудно.
В глазах мужчины читалось восхищение. Какая женщина! Смела, как дикарка, и изысканна, как аристократка. И свободна, совершенно свободна во всем. Что же должен был сделать этот флибустьер, чтобы заслужить такую женщину?
— Вы говорили, что ваш муж был в отъезде, когда это произошло. Что же он сказал, когда услышал обо всем?
— О, Келлз был в ярости, — чистосердечно призналась Каролина. — Он заставил меня дать слово, что я никогда больше не буду плавать в этот район без него и что никогда больше не буду иметь дела с ягуарами.
Рамон смотрел на женщину, и чем дольше он смотрел на нее, тем явственнее чувствовал, что с ним происходит что-то странное. Такое бывает во сне, когда неведомая сила увлекает вас в страшную и вместе с тем манящую пучину. Всю свою жизнь Рамон дель Мундо относился к женщинам легко, играючи, даже насмешливо. Он искренне верил в то, что они служат лишь для забавы. Другое дело — его будущая жена: здесь одной красоты недостаточно, у нее должно быть огромное приданое, достаточное для того, чтобы вернуть к жизни его приходящие в упадок поместья в Испании. И вот сейчас, глядя на эту флибустьерскую красавицу в зеленом платье с глубоким декольте, он чувствовал, что никогда не сможет относиться к ней с той же беспечностью, что и к другим женщинам. И захочет ли он других? Неужели теперь она будет сниться ему каждую ночь, станет его вечной и недосягаемой мечтой?
— Этот Келлз — счастливчик, — пробормотал Рамок.
Внезапная искренность его голоса поразила Каролину. Она метнула на него быстрый взгляд — снизу вверх, почувствовав жаркое тепло его ответного взгляда.
— Возможно, не такой уж счастливчик, — с горечью произнесла Каролина.
Ведь это она виновата в том, мягко говоря, затруднительном положении, в котором они теперь находились. Казалось, тучи почти рассеялись над головой Рэя — он получил наконец всемилостивейшее прощение за то, что занимался пиратством, и они с Каролиной уже готовились к свадьбе.
Но радость их была непродолжительной. Случилось так, что Рэй Эвисток стал жертвой заговора. Некий фаворит английской королевской семьи, дабы скрыть свои преступления, потопил несколько английских кораблей, скрывшись под именем Рэя.
Его снова объявили преступником, и, чтобы снять с себя пятно, гордый возлюбленный Каролины был вынужден сам отправиться на поиски клеветника. Тот был пойман недалеко от Азорских островов. Но когда выяснилось, что этот негодяй — маркиз Солтенхэм, жених лучшей подруги Каролины, Реббеки, Каролина стала умолять любимого пощадить его, и он внял мольбам невесты. О чем сейчас оба горько сожалели.
Ибо мать Ребы, сущая мегера, подкупила свидетелей, которые показали, что Робин Тирелл, маркиз Солтенхэм никогда и близко не подходил к морю, а не то что разбойничал в океане. Рэю Эвистоку и Каролине ничего не оставалось больше, как вернуться на Тортугу под вымышленными именами. С этих пор Рэй стал зваться капитаном Келлзом, а она — Серебряной Русалкой.
На Тортуге Каролина старалась не вспоминать о произошедшем и не думать о судьбе, которая не состоялась. Ей это почти удавалось. Но в Порт-Рояле все обстояло иначе. Каждый день приносил ей все новые и новые напоминания о прошлом.
Нельзя сказать, что Рэй и Каролина чувствовали себя здесь изгоями. Их часто принимали в доме губернатора, достаточно мудрого, чтобы закрывать глаза на то, что его город превратился в базу флибустьеров, но ведь, с другой стороны, пираты служили надежной защитой от испанцев, грозивших нападением с расположенной неподалеку Кубы. Были у молодой пары и другие респектабельные знакомства. Английское, мелкопоместное дворянство, прибывавшее сюда из Лондона, селилось в верховьях Кобры, обзаводясь плантациями. Келлз и его подруга были желанными гостями и в их домах. Местные помещики и прочая знать прибывали в город морем с внутренней части острова, и всех их с радостью принимали на званых вечерах и у губернатора, и в доме на Куин-стрит. Светская жизнь здесь в отличие от Тортуги баловала их. Но как ни странно, Каролина порой мечтала о том, чтобы ее вовсе не было. Келлз и Каролина, возвращаясь домой с этих званых обедов, не могли не испытывать чувства горечи, ведь эти вечера были жалким подобием тех, на которых они бывали в столице и которых Рэй Эвисток и леди Лайтфут лишились, по-видимому, навсегда.
