Розмари Роджерс - Любовь сладка, любовь безумна
Голова Джинни закружилась, беспомощно откинулась назад — волны жара и дурноты накатывались на девушку. К своему ужасу, она осознала, что его язык проник в ее рот, вынуждая ее тихо стонать.
«О Боже, Боже, — словно в бреду, думала она, — неужели все мужчины целуются так? Что он делает со мной? Что он сделает потом?»
И неожиданно, когда она, казалось, вот-вот упадет в обморок, безжалостная хватка ослабела, он слегка поднял голову, чтобы взглянуть ей в лицо.
— Не думал, что женщина может быть так прекрасна, френчи[1], — прошептал незнакомец.
Его суженные глаза горели страстным желанием, которое она чувствовала, но не могла до конца понять. Джинни пыталась опомниться, взять себя в руки, удержаться на слабых, дрожащих ногах, а он… он снова наклонил «голову и обжег губами впадинку у шеи.
— Нет… — Единственное слово, которое удалось выдавить Джинни, прозвучало отчаянным воплем.
Его пальцы шутливо потянули за болтающуюся на нитке розетку. Девушка снова охнула, на этот раз от возмущения, и почти бессознательно перешла на французский:
— Месье… нет! О, что вы делаете?
Розетка упала на пол; незнакомец рассмеялся:
— Забудь о дурацкой розе. Я найду тебе другую. — Его губы заглушили крик протеста. — И куплю тебе другое платье, милая, — прошептал он, — потому что сорву это с твоего тела. Ты ведь знаешь, я хочу тебя и сгораю от нетерпения.
Он вновь впился губами в ее губы, сжимая ее в объятиях.
Джинни почувствовала, как подгибаются колени, и невольно качнулась к нему. Она понимала, что теряет голову, но охватившее ее странное томление, ужасающая покорность тому, что сейчас должно произойти, не имели ничего общего ни с ее волей, ни с решимостью. С чем-то вроде непонятной отрешенности Джинни ощущала, как его язык ласкает ее рот, гладит, лижет… Платье соскользнуло с плеч, сильная ладонь сжала грудь. Руки Джинни были зажаты между их телами; беспомощные попытки освободиться, казалось, лишь сильнее воспламеняли его, побуждая ко все более откровенным ласкам.
Окончательно обезумев, Джинни ощутила, как его пальцы отыскали и стиснули быстро твердевшую пуговку соска.
Словно молния пронзила Джинни, возвратив ее к реальности. Теперь она начала сопротивляться по-настоящему, пытаясь вырваться из цепких рук, с ужасом сообразив, что его рубашка распахнута до пояса и ее груди, прикрытые лишь тонким шелком сорочки, прижаты к голой мужской груди.
Животное тепло, исходившее от него, голодная жадность поцелуев окончательно свели Джинни с ума. Чувствуя, как голова идет кругом, она заставила себя обмякнуть в его руках.
Подумав, что девушка потеряла сознание, он, конечно, оставит ее в покое!
Незнакомец отпустил ее так внезапно, что Джинни едва не упала, но тут же со смятением поняла, что в бедра впился край кровати. Завопив от ужаса, Джинни скрестила руки на груди и заметила, что он направляется к ней этой грациозной кошачьей походкой, так хорошо знакомой девушке.
— Френчи, прекрати вести себя как застенчивая девица и раздевайся. Немедленно, или я сам тебя раздену!
Джинни увидела, как его руки снова протянулись к ней, и, словно загнанное в угол животное, размахнулась изо всех сил и ударила его по щеке.
Выражение ошеломленного изумления на лице незнакомца наполнило ее безумным наслаждением; она инстинктивно подняла другую руку, но на этот раз он был начеку. Поймав ее запястье, он грубо вывернул его, пока девушка не закричала от боли. Противники стояли лицом к лицу. Его глаза сверкали яростью, ее — слезами боли и отчаяния. Джинни ударила бы его еще раз, но незнакомец схватил ее за другую руку и с силой сжал.
— Черт бы тебя побрал, французская стерва, — процедил он сквозь зубы. — Что за дурацкую игру ты затеяла?!
Холодное бешенство в голосе и зловещий блеск глаз в другой обстановке заставили бы ее в страхе отпрянуть, не будь она настолько рассержена.
— Вы… вы грубое, наглое чудовище! — Голос Джинни дрожал от гнева. — Как вы смеете так обращаться со мной?
Как посмели затащить меня в эту комнату и… и напали, словно я… я…
Негодование девушки было столь велико, что она не находила слов, только старалась высвободить руки, чтобы можно было снова ударить его. Разъяренный взгляд стал недоуменным, и наконец до незнакомца что-то дошло. Его черные брови сошлись вместе, мужчина отступил-; продолжая удерживать Джинни на расстоянии вытянутой руки, и стал внимательно рассматривать ее. Джинни, всхлипывая от злости и унижения, неожиданно осознала, в каком состоянии находится, — платье соскользнуло с плеч, спутанные волосы рассыпались по плечам.
— Если ты не та девушка, которую должна была прислать Мими, тогда кто?..
— Да отпустите же меня! Я не та дрянь, которую вы, очевидно, ждали… Неужели нельзя было спросить, прежде чем набрасываться, как дикий зверь?!
Глотая слезы, Джинни пошла на противника: ярость сделала ее храброй.
— Вы… вы хуже любого дикаря, убийца! — Она заметила, как глаза незнакомца, заледенев, сузились, и превратились в щелочки; скошенная черная бровь дернулась.
— Никогда не убивал прекрасных дам, — задумчиво протянул он, но тут же неожиданно резко добавил:
— Пока!
Все еще не выпуская ее рук, он оттолкнул Джинни так, что та приземлилась прямо на кровать, и, от неожиданности охнув, она заметила, как уголок его рта подозрительно дернулся.
— Можете вы посидеть минутку спокойно и объяснить как можно быстрее, мэм, кто вы и почему стучали в мой номер? Не забывайте, — рассудительно добавил он, — что я ожидал гостью. Откуда мне было знать, что вы не она?
Несмотря на спокойный тон, в его голосе слышалась стальная решимость, заставившая Джинни немедленно, хотя и угрюмо, ответить ему:
— Я… ошиблась комнатой: в коридоре не было света, и я перепутала номера. А потом… — Она бросила на него ненавидящий взгляд. — Вы затащили меня к себе, не дав возможности объяснить, и… и…
— Набросился на вас? — докончил он, и Джинни вновь охватила ярость при виде широко улыбающегося лица.
Значит, он находит все это очень забавным, не так ли?
Джинни резко вскочила, забыв о страхе, и на этот раз именно он осторожно отступил, хотя издевательский блеск в его глазах вспыхнул ярче.
— Вы самый омерзительный, гнусный…
— Но это вы виноваты, мэм: Именно ваша красота лишила меня рассудка. Да я просто не в силах был поверить своему счастью, когда увидел вас… Не смог противиться желанию поцеловать и…
— Немедленно прекратите издеваться!
Он смеялся над ней, имел наглость считать ее глупой, наивной девчонкой, которая позволит уговорить, рассмешить себя и забудет о своем праведном гневе.
