Кристофер Гортнер - Последняя королева

Мы, дети, не видели бабушку с раннего детства. Ей было двадцать три года, когда умер ее муж, отец моей матери король Хуан, и ей пришлось покинуть двор, как приличествовало вдове. В последующие годы она повредилась рассудком от горя и в конце концов настолько ослабела, что не могла ни путешествовать, ни видеться с людьми. Она прожила в Аревало сорок два года, но для меня это было то же самое, как если бы она давно умерла. Я не понимала объяснений матери, что мне следует попрощаться с бабушкой перед отъездом во Фландрию. Если уж она была настолько больна, что не могла покинуть Аревало, вряд ли она помнит внучку, которую последний раз видела много лет назад во время семейного визита. У меня самой почти не осталось никаких воспоминаний, кроме ее невидящего взгляда и призрачной руки, на мгновение коснувшейся моих волос.

Вглядываясь в метель, я различила на равнине очертания одинокой крепости, столь же мрачной, как и окружающая местность. Смотритель замка и его дородная жена встретили нас и препроводили в зал. Мать сразу же направилась переговорить с заранее посланными врачами. Оставшись одна, я взяла кубок теплого сидра и пошла через помещение.

Дощатый пол покрывали тканые ковры, у стен стояла прочная тисовая и дубовая мебель. Чугунные канделябры освещали когда-то яркие, но теперь выцветшие от света и пыли гобелены. Хотя замок вряд ли можно было назвать роскошным по придворным меркам, он выглядел вполне уютным и подходящим для одинокой старухи и горстки слуг.

– Я прекрасно помню этот зал, – послышался за моей спиной голос маркизы. – Мы с ее величеством часто играли здесь в детстве, притворяясь, будто мы попавшие в плен девицы, которые ждут своих спасителей.

Я успела забыть, что во времена их детства моя мать и маркиза жили в Аревало вместе с бабушкой. Не в силах представить маленькой девочкой мать, а тем более степенную маркизу, я пробормотала, не зная, что еще сказать:

– Наверное, вам было очень одиноко.

– О да. К счастью, мы с ее величеством были очень дружны – вместе играли, шили, ездили верхом. Летом было просто чудесно, особенно в хорошую погоду, но зимой – бррр! Так же уныло, как сейчас, и так же пар шел изо рта.

В очаге и расставленных по залу жаровнях горел огонь. Закутавшись в подбитый овчиной плащ, я не чувствовала холода, но все же меня пробрала дрожь. Я представила, как просачивается сквозь окна и трещины в стенах холодный ночной ветер, завывая в коридорах, словно призрак. Что делала моя бабушка долгими тоскливыми ночами? Бродила по извилистым коридорам вместе с ветром, мучимая нуждой и беспомощностью? Или блуждала в одиночестве, всеми забытая, замкнувшись в лабиринтах собственного безумия?

– Вам нечего бояться, – тихо сказала маркиза, словно прочитав мои мысли. – Ее милость вдовствующая королева стара и больна. Она не причинит вам вреда.

– Я вовсе не боюсь… – Я нахмурилась, но тут же замолчала, увидев на лестнице мать.

– Ваша бабушка наверху, – сказала маркиза. – Там вы с ней и увидитесь.

В комнате было темно. Я остановилась на пороге, дожидаясь, пока глаза не привыкнут к полумраку, но мать, едва успев войти, высекла огонь и зажгла свечи.

– Хуана, входи и закрой дверь. Сквозит.

С трудом преодолевая необъяснимый страх, я шагнула в комнату. В отблесках света я увидела старый ткацкий станок в углу, стол, стулья и полуразвалившийся трон. Ничто не напоминало комнату больной, заваленную лекарствами и пропитанную запахом болезни, и я со вздохом облегчения повернулась к стоявшей у кровати матери.

Тянулись долгие секунды. В полной тишине мать глядела на почти неразличимую фигуру под грудой одеял. Затем я услышала, как она почти шепотом позвала:

– Мама?

Вновь наступила глубокая тишина. Потом мать посмотрела на меня и жестом подозвала к себе.

Я подошла к постели и замерла.

Виднелись лишь голова и верхняя часть тела бабушки, возлежавшей на подушках. Пряди бесцветных волос падали на ввалившуюся, казавшуюся бездыханной грудь. На восковом лице отчетливо выделялись очертания костей черепа, потемневшие веки были опущены. Она выглядела столь неподвижной, столь невещественной, что мне показалось, будто она уже умерла. Я заставила себя шагнуть ближе, и какой-то звук – возможно, шорох моих пальцев о полог кровати или стук каблуков – разбудил ее. Глаза цвета застывшего моря медленно открылись, в меня уперся остекленевший взгляд. Иссохшие губы пошевелились, и раздался едва слышный шепот:

– Eres mi alma.

«Ты моя душа».

– Нет, – поправила мать. – Это Хуана, мама. Твоя внучка. – Она тихо обратилась ко мне: – Hija, выйди на свет. Пусть она тебя увидит.

Я двинулась вокруг кровати. Голова бабушки поворачивалась следом за мной; у меня волосы шевелились на затылке, и я с трудом подавляла желание отвернуться. Не хотелось встречаться с ее пронизывающим взглядом, видеть таившиеся в ее глазах кошмары.

А потом я услышала слабый голос, словно доносившийся из бездны:

– Почему ты боишься?

Я подняла взгляд, и отчаянно бьющееся сердце в моей груди вдруг успокоилось.

Никогда еще я не видела столь невыразимой муки. В глазах бабушки читался весь ужас вечной ночи, безжалостное, не несущее облегчения одиночество. Вынужденная страдать от заточения, какого не могла вынести ни одна живая душа, она умоляла о милосердии, о быстрой смерти, которая положила бы конец бессмысленному существованию.

Упав на колени, я нашарила под мехами ее хрупкую, словно высохший лист, руку. Не сказав больше ни слова, вдовствующая королева вздохнула и вновь впала в беспокойный сон. Глаза ее закрылись. Помедлив, я отпустила ее руку, поднялась и повернулась к матери. Та стояла неподвижно, бледная, с поднятым подбородком, словно готовая броситься в бой.

– Почему, мама? – спросила я. – Почему ты так с ней поступила?

– Я ничего не делала. – Ее голос дрогнул: похоже, тяжкие мысли снедали ее куда дольше, чем можно было предполагать. – Моя мать заболела, – быстро продолжала королева, словно пытаясь избавиться от ужасного бремени. – Она не могла больше жить в этом мире. Я была еще ребенком, когда у нее случились первые припадки. Позже, когда я уже была королевой, стало ясно, что она никогда не оправится. Больше я ничем не могла ей помочь. Только здесь она была в безопасности.

– В безопасности?

– Не смотри на меня так! – гневно бросила мать. – Уверяю тебя, она нисколько не пострадала. Она имела в распоряжении фрейлин и смотрителей, множество врачей, весь замок – могла получить все, что только бы захотела.

– Не все. Когда-то она была королевой. – Я помолчала. – Разве нет?