Робин Хэтчер - Гордая любовь
И все-таки было ясно, что Либби не желает возвращаться домой. «Почему? – никак не мог понять Ремингтон. – Почему она предпочитает прятаться, если так легко может оставить позади все заботы и тревоги? Неужели просто из гордости? Интересно, она сбежала из-за несчастной любви или из-за какой-нибудь глупой ссоры с родителями?»
Ремингтон решительно тряхнул головой, напомнив себе, что ему вовсе ни к чему знать ответы на собственные безмолвные вопросы. Он разыскал Оливию Вандерхоф, и только это имеет сейчас значение. Когда он сможет отправиться в путь, немедленно пошлет телеграмму. А когда получит деньги за работу и премиальные, вернется в Нью-Йорк. Ему предстояло сдержать слово, данное отцу, и он не имел права обращать внимания на родство Оливии с Нортропом и Анной или на причины, побудившие девушку скрыться.
– Мистер Уокер…
Он обернулся на ее зов.
Либби подошла к углу сарая и, слегка нахмурившись, наблюдала за молодым человеком. Ее волосы, как обычно, оказались зачесаны назад и заплетены в тяжелую косу, лежащую на плече. На ней снова были надеты свободная мужская рабочая рубашка, бриджи из грубой ткани и ботинки. Потрепанная шляпа болталась на спине, придерживаемая на шее кожаным шнурком.
– Вам не следует перенапрягаться, – напомнила Либби.
– Не буду.
Хмурые морщинки разгладились, и она пошла вперед. Либби двигалась с такой естественной грацией, что Ремингтону оказалось совсем нетрудно представить, как она будет выглядеть в атласе и кружевах, с волосами, украшенными сверкающими драгоценными камнями.
– Удивительно, что вы сюда дошли. Вы уверены, что это не слишком большая нагрузка на раненую ногу? – Она посмотрела вниз и вновь подняла глаза.
Ремингтон понял, что ему приятна ее искренняя озабоченность.
– Уверен. – Он указал головой в сторону сарая. – Что это вы там строите?
– Новый курятник для цыплят. Несколько недель назад в старый забрался койот. Он унес одну из наших лучших несушек.
И вновь Ремингтона поразила несуразность ситуации. Дочь одного из богатейших людей Америки носит брюки, стучит молотком, сражается с койотами и стреляет в чужаков.
– Сегодня утром я приготовила лимонад, – сказала Либби. – Хотите?
– Лимонад?
Либби кивнула.
– Последний раз, когда я ездила за продуктами, купила несколько лимонов. Стоят они, конечно, целое состояние, но иногда… – Она, не закончив фразы, пожала плечами.
– Честно говоря, немного лимонада я бы выпил.
Либби улыбнулась:
– Идите, садитесь в тенек под ивой. Я принесу вам стакан.
Он следил, как она направляется к дому, с удовольствием разглядывая ее брюки. Появись она в таком виде где-нибудь в восточных штатах, люди были бы в шоке. Но Ремингтон считал, что он вполне свыкся бы с этим фасоном, войди он в моду.
Когда Либби скрылась за дверями, Уокер снова встряхнул головой. Ему все-таки следует помнить, что его сюда привело.
Он медленно пошел к высокой иве, растущей с западной стороны дома. Под деревом стояла скамья, сколоченная из крепких досок. Ремингтон устроился там как раз в тот момент, когда Либби вышла из дома, неся на подносе три стакана и кувшин.
Вручая ему стакан, Либби поинтересовалась:
– А чем вы занимаетесь, мистер Уокер? Я как-то забывала спросить у вас об этом прежде.
– Мой отец выращивал прекрасных арабских скакунов в Виргинии. И я надеюсь продолжить эту традицию.
Эта легенда не раз сослужила ему прекрасную службу. В конце концов, ведь это не было ложью. До войны конюшни «Солнечной долины» были полны чистокровных арабских коней. Ремингтону до сей поры принадлежало несколько кобыл и жеребцов с родословными, восходящими к скакунам «Солнечной долины». Однако Джефферсон Уокер зарабатывал на жизнь не разведением лошадей, и его сын Ремингтон тоже. Молодой человек, произнеся слова, которые формально были правдой, внезапно ощутил всю их лживость.
Но он хотел, чтобы Либби поверила ему. Похоже, так и случилось.
– Мне следовало догадаться, – сказала она, глядя на Сандауна. – Он не обычный конь для верховой езды. Во всяком случае для наших краев. – Либби снова перевела взгляд на молодого человека. – Ваша поездка прошла успешно?
«Успешно ли?» – задумался Уокер, вглядываясь в ее хорошенькое личико и прекрасные глаза. Он размышлял над тем, как мало она напоминала женщину, которую он ожидал найти.
Успешно ли? Да, но не в том смысле, который она имела в виду. Причем настоящего успеха он не достигнет, пока не сможет пуститься в путь. Настоящий успех придет, как только он отправит телеграмму ее отцу. Как только Либби будет возвращена в лоно своей семьи, от чего бы она ни бежала.
Как только он ее предаст.
Во рту у Либби пересохло, ей было трудно дышать, а пульс бился все быстрее. Она хотела отвести взгляд от Ремингтона, но, похоже, не могла этого сделать. Его синие глаза стали вдруг темнее и суровее, чем обычно. Он казался очень рассерженным. Рассерженным на самого себя. Рассерженным на нее.
И все-таки это ее не пугало. Наоборот, ее тянуло к нему, ей хотелось к нему прикоснуться.
Она сделала резкий шаг назад, словно для того, чтобы разорвать невидимую нить, которой он привязал ее к себе. Лимонад выплеснулся через край стаканов и разлился по подносу.
– Я… Я лучше пойду отнесу Сойеру его порцию. Он удивится, если я о нем забуду. – Она повернулась, чтобы уйти.
– Может, я могу чем-нибудь помочь вам, мисс Блю?
Не в силах совладать с собой, она взглянула на него через плечо и заметила, что он поднялся со скамейки. Его темные брови хмуро сошлись на переносице. Не похоже было, что он горит желанием чем-то ей помогать.
– Я своими руками построил курятник, когда был мальчишкой.
«Не верь чужакам».
С этими словами она жила почти семь лет. И ей не следует их забывать. Даже с ним.
– Пожалуйста, – попросил он, слегка пожимая плечами. – Позвольте мне помочь вам.
Он улыбнулся. Хмурое выражение сошло с его лица, в глазах вспыхнули веселые искорки. Его взгляд светился очарованием, которому трудно было противостоять.
– Откровенно говоря, мисс Блю, я умираю от скуки. Мне необходимо чем-нибудь заняться.
Что же заставляло ее доверять этому чужаку вопреки собственной воле? Она почти ничего о нем не знала. Действительно ничего. Опасно было забывать правила, по которым она играла все эти годы. Опасно допускать кого-то в свою жизнь, пусть даже ненадолго. Опасно…
– Ведь мои руки в порядке. Я прекрасно могу работать молотком.
Вдруг ей представилось, как он сжимает ее в своих объятиях, как его голова склоняется к ней, и их губы соединяются. Она видела и чувствовала это так ясно, словно это происходило на самом деле. С этого момента она начала догадываться, что на Ремингтона не будут распространяться никакие правила ее жизни.
