Жюльетта Бенцони - Рено, или Проклятие
– Мадемуазель! – снова воскликнул Рено в негодовании. – Ваш вопрос…
– Самый что ни на есть естественный для вашего возраста и… вашей неопытности. Но это можно поправить… к нашему взаимному удовольствию, – добавила она, понизив голос. – В любом случае не беспокойтесь: если вы столь же мужественны, сколь красивы, вы сделаете этому дому честь!
И Флора пригласила Рено следовать за собой, чтобы отвести его к госпоже Филиппе. На этот раз хозяйка дома удостоила Рено улыбкой и выразила свое удовлетворение. Когда же она узнала, что молодой человек умеет читать, писать и даже неплохо образован, то воскликнула:
– Кто знает, быть может, со временем вы будете столь же приятны в общении, как мой бедный Омер… И потом, если я в самом деле желаю остаться в Париже без моего господина и супруга, я должна покориться и принять надежного защитника.
Любезные слова Филиппы совсем не обрадовали Рено, и не будь он так хорошо воспитан, он бы с удовольствием ответил, что, со своей стороны, предпочел бы общество воинов, какие бы трудности оно ему ни сулило, а не женскую юбку, возле которой он будет то ли слугой, то ли девицей-компаньонкой. Не нравилась ему и Филиппа: она показалась унылой и непривлекательной.
Но, как оказалось, экзамен еще не кончился. Барон Рауль пригласил Рено в главный зал, чтобы посмотреть, как он владеет мечом и секирой. И вот Рено стоит напротив немолодого воина по имени Пернон. Внешне Жиль Пернон похож на сухую жердь, но двигается с дьявольской ловкостью, и ноги у него будто из железа.
Пернон учил владеть оружием братьев Куси, их кузенов и всех юных благородных дворян, которых отправляли на обучение в замок. В своем деле он был непревзойденный мастер, и если Рено в поединке с ним пережил не лучшие минуты, обнаружив перед всеми, что искусство его не так уж и велико, то утешением ему послужили слова Пернона, которыми он заключил поединок, обратившись к наблюдавшему за ними барону:
– Мальчику есть чему поучиться. Он допускает немало погрешностей, которые хорошо бы исправить, но основа добротная. Он прошел хорошую школу.
– Кто учил вас владеть оружием? – поинтересовался барон.
– Мой отец… Приемный отец, сир Олин де Куртиль, который участвовал в крестовом походе под предводительством монсеньора Жана де Бриенна, короля Иерусалимского, императора Константинопольского, – да будет ему Господь защитой!
Пернон тихонько присвистнул, что позволяют себе только старые слуги, находящиеся на особом положении.
– Этим все сказано, больше добавить нечего. Сражения с сарацинами – лучшая школа для воина. Вы немало наслышаны о подвигах короля Жана, сир Рауль, и знаете о его славе, которая плащом окутывает и тех, кто следовал за ним. – Он обернулся к Рено и произнес: – А теперь мы посмотрим, чего вы стоите как наездник. Откровенно говоря, я думаю, что мальчику не составит труда сравниться с вашими лучшими всадниками. Жаль оставлять его здесь. Здесь он раскиснет.
– Не успеет! Моя супруга не задержится в Париже дольше весны, а в Куси ты сможешь продолжить его обучение. Сейчас самое важное, чтобы он был в силах надежно защитить госпожу Филиппу и внушить уверенность слугам, если произойдет нежелательная встреча.
– Думаю, с этим он справится – крепкий орешек!
– Пока это главное! Когда оденетесь, Рено, зайдите ко мне в кабинет, – обратился барон к молодому человеку, который застегивал рубашку, собираясь надеть котту.
Несколькими минутами позже Рено уже стоял перед письменным столом своего господина. Барон успел усесться в кресло, но за перо браться не спешил. Было видно, что его что-то заботит. Время от времени он поднимал глаза на молодого человека, словно тот мог его как-то успокоить, но потом снова подпирал подбородок кулаком, опершись локтем на подлокотник, и погружался в задумчивость, которую Рено не осмеливался прервать. Наконец барон, испустив тяжкий вздох, заговорил:
– Никак не могу понять, не допускаю ли я большую неосторожность, доверяя вам, неопытному юноше, безопасность моей досточтимой супруги?
– На этот вопрос, сир барон, я не могу вам ответить, но скажу другое – я готов защищать благородную даму всеми силами и до последней капли крови. Однако если мой господин так обеспокоен, то, быть может, он отложит свой отъезд… Или увезет с собой госпожу Филиппу?
– Вы только что слышали сами: невозможно ни то, ни другое. Я должен, – барон подчеркнул именно это слово, – вернуться в Куси, а моя супруга желает на какое-то время еще задержаться здесь. Госпожа Филиппа очень привязана к королеве. Ее Величество относилась к ней почти что по-матерински, когда она была одной из ее придворных дам…
Рено, неискушенный провинциал, еще не умел скрывать своих чувств и с искренним изумлением спросил:
– Неужели по-матерински? А мне говорили, что королева очень молода!
Его простодушное восклицание вернуло улыбку поджатым губам Рауля.
– А моя благородная супруга не слишком молода, не так ли? Своим заблуждением вы обязаны тому, что никогда не бывали при дворе. У нас две королевы, и на первом месте отнюдь не Маргарита Прованская, супруга Его Величества Людовика, а его мать, всемогущая и мудрейшая Бланка Кастильская. Она очень сведуща во всех государственных делах, и доказательством этому служит ее мудрое правление в качестве регентши, пока ее сын не достиг совершеннолетия. Король и теперь не гнушается ее советами. Однако вернемся к нашему разговору. Мое беспокойство вызвано не сомнениями в вас, Рено, а тем, что, быть может, моей супруге в самом деле грозит опасность. Вот чего я опасаюсь.
– На эту мысль вас навела смерть моего предшественника?
– Вы не ошиблись. Но не только это: у нас был сын, крепкий здоровый мальчик, который умер в страшных конвульсиях в три месяца от роду, и случилось это два года тому назад. Дети в младенчестве очень уязвимы, и лекарь убедил нас, что это просто несчастный случай. Но с тех пор моя супруга никак не может зачать, более того, у нее развилась болезнь, которая подкрадывается к ней именно тогда, когда я к ней приближаюсь.
– Я исполнен сочувствия, но… Не могу взять в толк, какое все это имеет отношение к смерти ее слуги?
– К этому я и подхожу. Я должен объяснить вам все сам, поскольку иначе вы узнаете об этом от других. До меня дошел недобрый слух, что моя супруга, отчаявшись зачать ребенка от меня… отдалась ему. Горе, в которое она погрузилась после гибели дамуазо, сделало эти слухи еще более правдоподобными. Если в ближайшем будущем с баронессой произойдет несчастье, в ее смерти обвинят меня.
– Но… зачем же вам желать ей несчастья?
