Диана Гэблдон - Чужестранка Книга 1
Я смотрела, как он перебирает пальцами коричневатую ткань своего килта — словно бы в одном ритме со своими мыслями.
— Это жестокая правда, что незначительный поступок может в наше время и в наших краях привести к тяжелым последствиям, особенно для такого человека, как я. — Он похлопал меня по плечу, заметив, что я готова заплакать. — Я знаю, что ты сознательно не подвергла бы опасности ни меня, ни кого-то другого. Но ты легко можешь сделать это по беспечности, необдуманно, как сделала сегодня, не поверив до конца моим словам о существующей опасности. Ты привыкла сама решать за себя, — он покосился на меня, — и я знаю, что ты не привыкла подчиняться тому, что велит тебе мужчина, муж. Но ты должна этому научиться во имя нашей общей безопасности.
— Хорошо, — медленно и раздельно произнесла я. — Понимаю. Ты, конечно, прав. Хорошо. Я буду выполнять твои указания, даже если я с ними не согласна.
— Отлично. — Он встал и взял ремень. — Слезай с постели, и покончим с этим делом.
От негодования я широко раскрыла рот.
— Что?! Я же сказала, что стану подчиняться твоим указаниям!
Он вздохнул с отчаянием, потом снова уселся на стул, глядя прямо мне в лицо.
— Ну послушай. Ты говоришь, что понимаешь меня, и я тебе верю. Но согласись, есть разница между тем, чтобы понять, и тем, чтобы по-настоящему уразуметь, глубоко уразуметь, всем существом, а не только рассудком.
Я неохотно кивнула.
— Вот и ладно. Сейчас я должен наказать тебя по двум причинам. Во-первых, для того, чтобы ты и в самом деле уразумела. — Он неожиданно улыбнулся. — Уверяю тебя на основании собственного опыта, что хорошая порка вынуждает тебя смотреть на вещи с более серьезной точки зрения.
Я еще крепче вцепилась в столбик кровати.
— Вторая причина, — продолжал он, — это люди из нашего отряда. Ты заметила, как они обращались с тобой нынче вечером?
Я, разумеется, заметила. За едой мне было настолько неуютно, что я была рада сбежать к себе в комнату.
— Существует такая вещь, как справедливость, Клэр. Ты причинила зло им всем и должна за это пострадать. — Он глубоко вздохнул. — Я твой муж, мой долг наказать тебя, и я это сделаю.
У меня имелись серьезные возражения — разного порядка — против такого решения проблемы. Что касается справедливости, то пусть даже Джейми в этом отношении прав, я должна это признать, но мое самолюбие глубоко возмущалось при одной мысли, что меня будут бить — кто бы это ни делал и по какой причине.
Я воспринимала как предательство, что делать это собирается тот, на кого я полагалась как на друга, мой защитник, мой возлюбленный. А чувство самосохранения внушало мне ужас перед тем, что я отдана на милость человеку, который управляется с тяжелым старинным палашом так, словно это какой-нибудь веник.
— Я не позволю тебе бить меня, — твердо заявила я, продолжая цепляться за кроватный столбик.
— Ах вот как, не позволишь? — Он поднял светлые брови. — Так я тебе скажу, милая, что об этом не стоит много говорить. Ты моя жена, хочешь ты этого или нет. Пожелай я сломать тебе руку, или держать тебя впроголодь на хлебе и воде, или запереть тебя в шкаф на много дней, я мог бы сделать это, не говоря уж о том, чтобы взгреть тебя по заднице!
— Я стану кричать!
— Вполне вероятно. Если не до того, так во время. Думаю, тебя услышат на соседней ферме, легкие у тебя хорошие.
Он мерзко ухмыльнулся и, перегнувшись через кровать, потянулся ко мне.
С некоторым трудом он отцепил мои пальцы и потащил меня на край постели. Я колотила его ногами по голеням, но без всякого успеха, потому что была босая. Что-то натужно мыча, он старался уложить меня на кровать лицом вниз, скрутил мне руки.
— Я должен это сделать, Клэр. Не сопротивляйся, и мы ограничимся дюжиной ударов.
— А если я буду сопротивляться? — прорычала я. Он поднял ремень и хлестнул себя по ноге с противным чавкающим звуком.
— Тогда я поставлю колено тебе на спину и буду бить тебя, пока рука не устанет, и предупреждаю, что ты устанешь куда скорее, чем я.
Я скатилась с кровати и встала перед ним лицом к лицу, стиснув кулаки.
— Ты варвар! Ты… ты садист! — прошипела я со злостью. — Ты это делаешь ради собственного удовольствия! Я тебе этого никогда не прощу!
Джейми слушал молча, поигрывая ремнем. Ответил он мне ровным голосом:
— Я не знаю, что такое садист. И если я простил тебя за сегодняшний день, то, думаю, и ты простишь меня тоже, когда снова сможешь сидеть. Что касается удовольствия… — Губы у него дернулись. — Я говорил, что должен наказать тебя, но не говорил, что это меня радует. — Он поманил меня пальцем. — Иди сюда.
На следующее утро мне не хотелось покидать свое убежище, и я всячески медлила, завязывая и снова распуская тесемки и расчесывая волосы. После вчерашнего вечера я не разговаривала с Джейми, но он заметил мое состояние и посоветовал выйти вместе с ним к завтраку.
— Тебе не надо бояться встречи с другими, Клэр. Они будут подшучивать над тобой, но не очень. Выше голову. — Он приподнял мне подбородок, а я куснула его за пальцы — сильно, но не глубоко.
— Ой! — Он отдернул пальцы. — Поосторожней, милая, ты же не знаешь, где они побывали.
Он оставил меня, посмеиваясь, и ушел завтракать.
У него вполне может быть хорошее настроение, горько подумала я. Если ему хотелось отомстить, он удовлетворил вчера вечером свою месть сполна.
Это был отвратительный вечер. Моя вынужденная уступчивость улетучилась после первого же удара ремнем по телу. Последовала короткая, но яростная борьба, стоившая Джейми разбитого в кровь носа, трех великолепных царапин на щеке и глубоко укушенного запястья. Не удивительно, что после этого он едва не задушил меня засаленными килтами, прижал мне спину коленом и отхлестал как надо.
Но Джейми, проклятие его черной шотландской душе, оказался прав. Мужчины поздоровались со мной сдержанно, однако вполне по-дружески; враждебность и пренебрежение предыдущего вечера исчезли без следа.
Когда я накладывала на тарелку яйца у буфета, ко мне подошел Дугал и отеческим жестом обнял меня за плечи. Его борода кольнула меня в ухо, пока он конфиденциально рокотал:
— Надеюсь, Джейми не был с вами слишком груб прошедшей ночью, девочка. Крик стоял такой, словно вас убивали.
Я вспыхнула и отвернулась, чтобы он этого не заметил. После противных замечаний Джейми я решила во время трапезы не проронить ни слова.
Дугал обратился к Джейми, который сидел за столом, поглощая хлеб с сыром:
— Послушай, парень, совсем не следовало бить девочку чуть не до полусмерти. Небольшой памятки было бы вполне достаточно.
Он крепко шлепнул меня пониже спины в порядке иллюстрации и я сморщилась от боли, сердито глянув на Дугала.