Оружие Вёльвы - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Альреку было плевать на законность средств, подумала Снефрид. Проигрывать его не учили.
Но куда больше ее беспокоил Эйрик. Вот он медленно поднялся на ноги. На руках и на рубахе его краснели пятна, будто он сам и был убийцей. Повернулся к Бьёрну. Смотрел на него, как будто не видел.
– Твоя кровь пролилась первой, – медленно, глухим голосом заговорил он. Возбужденный гул вокруг стих, хирдманы пытались не упустить ни слова. – Твоя кровь пролилась первой, и мой брат выиграл, хоть и погиб после этого. Было бы справедливо, если бы он взял эту дрянь с собой в Валгаллу. С каким наслаждением я всадил бы нож ей под грудь на его погребальном корабле…
Эйрика передернуло от предвкушения этого наслаждения, и Снефрид вдруг почувствовала нечто вроде ревности.
– Она целую вечность служила бы ему в Валгалле… но я не хочу, чтобы она туда попала. Такая участь уж слишком ее прославит, а она не заслужила доброй славы. О́дин заполучил Альрека… а ты получишь ее. Ты, Бьёрн… плохо умеешь определять условия… – Эйрик говорил с трудом, судорожно вдыхая, как будто на его груди лежала самая прочная в мире цепь. – Даже если признать победу за тобой… Я имею право… отдать эту сучку тебе по частям. Ты не обговаривал, что должен получить ее целиком… и живой…
У Бьёрна вытянулось лицо. Он уже был бледен, но от мысли, что смерть Альрека может принести смерть и той, которую они делили, его пробил холодный пот.
– Ты не можешь так… – хрипло начал Бьёрн, но замолчал.
Почему не может? Он ведь и правда не обговорил, что должен получить девушку живой.
– Но я не сделаю этого, – сказал Эйрик, и Снефрид не смела поверить своим ушам: в чем Эйрика нельзя было заподозрить, так это в милосердии. – Ты получишь ее целиком. Я даю ей прозвище Ингвёр Злополучная и в придачу дарю свободу. Ты сполна получишь свою награду за эту победу. Она не принесет тебе счастья. И никому другому. Она начала свою жизнь со зла, и зло будет сопровождать ее до могилы.
Бьёрн сглотнул. Ощущение падения не прекращалось. Он тоже понимал, кто говорит сейчас хриплым голосом Эйрика, кто смотрит из его темных, грозовых глаз. Этого приговора не отменить. Хоть и поневоле, он убил своего двоюродного брата и за это будет расплачиваться.
Снефрид встретила взгляд Йомара Огнеборца и показала ему на Бьёрна и в сторону пристани: уведите его. А сама устремилась в усадьбу, крепко сжимая в кулаке белую нить с девятью узлами.
В усадьбе было почти пусто, здесь оставались только рабы. Пробежав через теплый покой, Снефрид толкнула дверь малого спального чулана.
Ингвёр, сидевшая на лежанке, вскочила. Тут же поднялся и хирдман у двери – сторожей у пленницы никто не отменял.
– Собирайся! – велела ей Снефрид. – Вы сейчас же уходите отсюда, пока он не опомнился.
– Кто? – Ингвёр переменилась в лице, видя по Снефрид, что случилось нечто необычное.
– Эйрик. Только чары удерживают его от того, чтобы свернуть тебе шею, а уж потом отдать Бьёрну.
– Бьёрн победил? – Тревожная радость разлилась по лицу Ингвёр, и она вытянулась, будто хотела запрыгать на месте.
– Альрек убит! Вам нужно исчезнуть с глаз и с этого острова, пока не поздно! Я не знаю, сколько я смогу его удерживать!
Снефрид притиснула кулак с зажатой нитью к груди. Она сама ощущала на сердце тяжесть, было трудно дышать, сильнее болела едва зажившая рана в боку. «Иггдрасиль дрогнул, Ясень огромный… – где-то очень далеко шептали ей женские голоса. – Шум в древнем дереве – враг на свободе…»[37] Она слышала завывания бурь, что родятся в кроне Ясеня, шум и треск ломаемых ветвей, гул растущего пламени, и душу заливал ужас всеобщего крушения. А удерживала Волка лишь тонкая белая нить в ее руке.
Ему нельзя. Никак нельзя. Стоит Одину войти в него сейчас – и бог по имени Слепой не покинет его тело, пока в нем сохраняется дыхание и тепло жизни. Эйрик будет крушить все, что заметят его слепые от ярости глаза, до тех пор пока не иссякнут удесятеренные силы могучего тела, пока сердце не лопнет, как переспелая ягода в пальцах, и сок этой ягоды не выплеснется на камни через ревущую медвежью пасть… Нужно как можно скорее убрать с его глаз то, что может своим видом вызвать всплеск.
Ингвёр заметалась по тесному покою, как попало запихивая в короб свои немногочисленные пожитки.
Потом обернулась к Снефрид. Главного ее сокровища при ней сейчас не было.
– А ты… ты отдашь мне…
Она глянула на Снефрид, выразительно расширив глаза. Ингвёр не решалась упомянуть о жезле, но Снефрид ведь знает, как он важен для хозяйки.
– Что? – Снефрид, хмурясь, поднесла ко лбу руку с нитью. – Забудь об этом. Никакого жезла у тебя больше нет. И у меня его нет. Он там, где его достанут разве что дочери Эгира. Пойдем, я отведу тебя на пристань. И… – Снефрид замерла на пороге чулана, с трудом находя нужные слова среди воя встревоженных духов, – постарайся послужить Бьёрну Молодому лучше, чем служила его деду!
* * *
О судьбе той лодки из Дубравной Горки, на которой они приехали сюда с Хольти, Ингвёр не задумывалась, но у Бьёрна имелась своя лодка, с парусом и шестью гребцами. Он взял с собой на Алсну мало людей, чтобы его не заподозрили в воинственных намерениях. Напрасно, думал он сейчас, пока вместе со своими людьми торопливо проверял, все ли в порядке, ожидая, пока приведут Ингвёр. Он и шестеро хускарлов – это все-таки семеро мужчин, известная сила. В паре Ингвёр и Хольти не было ни одного мужчины – раб ведь не считается, – и тем не менее они наделали больше вреда, чем двадцать вооруженных викингов: едва не убили наложницу Эйрика, что в итоге привело к поединку и гибели Альрека, а его, Бьёрна, сделало убийцей близкого родича.
Это было последнее, что Бьёрн сейчас мог осмыслить; о проклятии, которое принял вместе с Ингвёр, и его последствиях он пока не думал. К тому же рана на лице, наспех перевязанная, причиняла сильную боль, а боль путала мысли.
На длинном каменном причале стояли люди Эйрика, глядя, как Бьёрн спешно готовится к отплытию. Лица их были мрачны, и Бьёрн, хоть и не бы трусом,
