Кэтрин Гэскин - Сара Дейн
Слезы застилали Саре глаза, когда она попыталась дочитать письмо до конца. Блай писал, что ему известен ее интерес и достигнутые ею успехи в разведении мериносов, и он понимает, что эта местность как раз подходит для пастбища. Это было прямой ссылкой на тот факт, что Джон Макартур, к крайнему негодованию губернатора, выбрал для себя надел в пять тысяч акров непосредственно на государственных пастбищах. В кратких, довольно сухих фразах сквозил дух доброжелательства и человечности. Сара прониклась теплым чувством к этому вспыльчивому прагматичному человеку, который был настолько тронут печальной участью поселенцев Хоксбери, что счел необходимым, совершенно не стремясь завоевать публичное одобрение, сделать этот великодушный жест — отблагодарить ее за то, что она облегчила участь пострадавших, хоть немного помогла ему накормить этих людей. Более тонкий человек сумел бы найти менее очевидный способ продемонстрировать свою благодарность или подождал бы несколько месяцев, прежде чем выйти со своим предложением. Но Блай был моряком и не отличался особым тактом. Этот надел был крупнейшим, если не считать того, который Министерство по делам колоний пожаловало Макартуру, насколько ей помнилось. Та легенда, которая сделала из «Щедрого Блая» тирана, способного вызвать восстание, была явно надуманна, но, возможно, мелким поселенцам так и не доведется узнать об этом.
Сара разгладила бумаги и передала их Луи.
— Губернатор Блай оказался более чем щедрым, — промолвила она.
Выражение его лица, по мере того как он читал письмо, становилось мягким и задумчивым. Затем он взглянул на нее с легкой улыбкой на губах.
— Это заслуженный дар, любовь моя, — сказал он, сложив письмо и возвращая его.
Дункан слез со стула, обошел стол и встал сбоку от Луи.
— Губернатор Блай придет к нам, мама?
— Вряд ли, дорогой. Он чрезвычайно занят.
Дункан разочарованно надул губы.
— Очень жаль. А я хотел, чтобы он рассказал про бунт.
Сара покачала головой.
— Думаю, лучше его об этом не спрашивать, Дункан. Может быть, ему об этом совсем не хочется говорить.
Дэвид отложил книгу.
— Лучше всего рассказ о путешествии из Отахейта. Об этом он бы нам рассказал, правда, мама? Лейтенант Флиндерс сказал, что это самое замечательное плавание, которое ему известно.
Голубые глаза Дэвида были исполнены мечтательности: перед ними был мальчик, влюбленный в ореол, окружавший приключения.
— Мама, ты знаешь, что лейтенант Флиндерс когда-то плавал с капитаном Блаем? Это было, конечно, уже после бунта.
Сара вздохнула.
— Бедняга… Бунт никогда не будет забыт, мне кажется. Он всплывает каждый раз, как упоминается его имя.
Элизабет повернулась к отцу и потянула его за рукав.
— Расскажи мне снова про бунт, папа! Мне нравится то, как…
— Нет! — крикнул Дункан. — Расскажи нам про путешествие на лодке! Я хочу еще про это послушать! — Он уселся на скамеечку рядом с Элизабет, поерзав, чтобы освободить себе место.
Луи рассмеялся, глядя на их поднятые мордашки.
— Вам следует, справедливости ради, помнить, что губернатор сделал в жизни и многое другое, а не только пережил мятеж и долгое путешествие по морю. Он плавал с капитаном Куком и был вторым по значению после Нельсона при Кампердауне. После сражения Нельсон пригласил его на борт «Элефанта», чтобы поблагодарить.
Пока они говорили, Сара, кивнув Луи, встала и тихо вышла из комнаты. Его ровный монотонный голос сопровождал ее всю дорогу вниз по лестнице. Беннет, проходя через вестибюль, увидел, как она идет в свой кабинет. Струи дождя все еще бились в окна, небо потемнело от туч. В кабинете огонь не был разведен, хотя дрова были подготовлены. Она немного вздрогнула от прохлады, царившей здесь, потом зажгла свечу на столе.
Расправив письмо Блая, она перечла его. Здесь, в этом клочке бумаги, было право на землю, ради которой Эндрю планировал поездку в Лондон. Это то, о чем он мечтал — пастбища на этой плодородной земле. Как изумил бы его этот парадокс в виде подобного дара от Блая, который известен как защитник интересов мелких фермеров и который вдруг добровольно увеличивал владения одного из крупных землевладельцев, потому что его сердце тронуто. Она снова задумалась над гуманностью этого человека из легенды о «Щедром даре».
Она открыла верхний ящик стола, чтобы достать карту территории Непеана и правительственных пастбищ. Но тут она замерла, ее рука невольно потянулась к нижнему ящику. Он оказался заперт, и несколько мгновений она нетерпеливо дергала его, потом отыскала ключ в связке, которую носила с собой, и повернула его в замке. В ящике не было ничего, кроме предмета, завернутого в кусок гладкого белого сатина. Она осторожно вынула его и развернула на столе. На белой деревянной лошадке Себастьяна были все еще видны следы грязи с той ночи, когда она нашла ее. Она поставила лошадку и откинулась на спинку кресла, чтобы посмотреть на нее. Красный шнурок-уздечка беспомощно болтался, но сама лошадка по-прежнему выглядела лихо, как и было задумано кинтайрским батраком, выпилившим ее.
Она нежно коснулась потрепанной уздечки, а затем ее взгляд обратился к письму Блая. Ее непослушные губы начали беззвучно произносить слова:
— Себастьян, он никогда не видел тебя, мой родной, но благодаря тебе он дал нам то, о чем мечтал Эндрю. Что бы ни случилось, я никогда не расстанусь с этой землей…
Она быстро достала карту и нашла приблизительно то место, что имел в виду Блай. Она обвела его пальцем, отметив, как близко оно расположено к Банону, и подумала о том, когда и каким образом ей удастся получить участок, лежащий между ними. Там было несколько мелких ферм, но со временем, возможно, удастся их уговорить… Она мысленно унеслась в будущее.
— Я назову это фермой Дейнов — в память о Себастьяне и моем отце.
Глава ШЕСТАЯ
IПравление Блая в Новом Южном Уэльсе закончилось внезапно, в конце января 1808 года, когда отмечалась двадцатая годовщина основания колонии. Прошел год и пять месяцев со времени его назначения на должность губернатора.
Он явился в колонию с твердым намерением честно выполнять свои обязанности, но ему не удалось совладать с тем фактором, о который спотыкались все его предшественники, — с армией. Он не мог иметь никакой власти, если не имел контроля над Корпусом: все его дела и начинания сводились на нет офицерами. Без их поддержки все указы, издававшиеся в правительственной резиденции, были пустым звуком. Раздоры между губернатором и Корпусом становились все серьезнее и острее с каждым месяцем, но именно Макартур, который стал к этому времени частным лицом, подхлестнул события. В знак протеста против неправомерного, с их точки зрения, тюремного заключения Макартура за мелкую провинность, офицеры, находившиеся в то время в Сиднее, под предводительством полковника Джонстона, подошли строем к резиденции с целью арестовать губернатора. С ними пришли триста членов Корпуса и оркестр, игравший «Британских гренадеров». Половина населения Сиднея шла следом, как мальчишки за цирком.