Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 1
Но самым пристальным был взгляд Домициана, он буквально буравил Марка. «Говори, говори же, — казалось, кричали его глаза, — говори или будь проклят! Стань таким же, как я! Ты ведь не лучше меня, ты не более верный и порядочный человек, чем я!»
Марк Юлиан рассудил, что для него сейчас главным было спасти людей, находящихся у него в доме. «Имена ведь уже названы, — уговаривал он сам себя, — и находятся под подозрением. Заговор рухнул. Надо пойти на уступки капризам этого тирана. Он ждет от меня всего-навсего одно слово. Одно слово — и я спасу книги!»
Однако, он не мог произнести ни слова. На него как будто напала немота, а вместе с ней к Марку пришло ясное решение, оно поднялось из глубины души и заслонило собою все — все доводы и опасения. Он знал, что не должен потворствовать деспоту, не должен произносить тех слов, которые ждет от него Нерон. Для чего нужны ему будут спасенные книги, если в нем самом не останется ничего человеческого?
— Поджигай дом, — тихо сказал Марк Юлиан.
Нерон слегка отпрянул от него в изумлении, но затем он все же взял себя в руки и холодно произнес:
— Значит, ты отказываешься отвечать твоему Императору и Богу?
Нерон кивнул Пану, и тот зажег факел от висевшего на стене светильника. Император жестом указал в сторону библиотеки. Пан сорвался с места и легко побежал, ловко огибая пиршественные столы. Стоя на виду у гостей в проеме дверей, ведущих в первую комнату библиотеки, он швырнул внутрь помещения пылающий факел.
Книжные свитки лежали в этой комнате целыми кипами и могли послужить как трут для разведения большого костра.
Сначала маленькие язычки огня робко лизали сухой папирус и пергамент, но затем огонь начал набирать силу и потрескивать. Он взбирался все выше и выше по стопкам книг, поднимаясь к потолку. В пиршественной зале все ощутимей становился запах горящего кедра. Гости с недоумением переглядывались, как будто до сих пор не верили в реальность происходящего.
Марк закрыл глаза. Внутри у него все дрожало, сердце сжималось от острой боли. Там, в соседней комнате, сейчас горел том сочинений Зенона, который, как утверждали, был написан рукой самого философа, там же пылала астрономия Анаксагора, сохранившаяся в единственном экземпляре, там горел свиток со стихами его отца, написанными в детстве… Все это приносилось сейчас в жертву Хаосу. «Жизнь ранит. Так надо вырвать ее с корнем!» — такова психология избалованного вспыльчивого ребенка. Ребенок невежествен, ему ничего не жалко. Что может удержать его от уничтожения целых миров, если он ничего не знает об этих мирах?
Но теперь Марк не мог уступить. То, что он держался так твердо, могло поселить в изменчивой душе Императора сомнения в справедливости обвинений Домициана.
Когда пламя хорошо разгорелось, все гости мгновенно поднялись со своих мест, словно стая вспугнутых птиц. Некоторые в спешке перевернули ложа, стремясь побыстрее добраться до выхода. Но Марк даже не пошевелился, и увидел, что Юнилла тоже осталась на своем месте. У него было такое неприятное чувство, что она не трогалась с места из-за веры в божественность Нерона. По-видимому, она считала, что его присутствие защитит ее от огня.
— Эй, стойте! — закричал Нерон. — Безмозглые цыплята, и те ведут себя с большим достоинством. Неужели вы думаете, что я собираюсь сгореть здесь заживо, потому и сижу, в то время как вы, мошенники, улепетываете в безопасное место? — он повернулся к своим слугам. — Пусть пламя еще немного порезвится и подкрепится парой-другой редких книг. А потом загасите его!
Нерон опять близко наклонился к Марку Юлиану и насмешливо взглянул на него. А затем улыбнулся Домициану, который, откинувшись, лежал на подушках, ни в силах пошевелиться, как будто его кости превратились в студень.
— Смотри и запоминай, молодой человек! — терпеливо начал объяснять Нерон Домициану, словно учитель туго соображающему ученику. — Вот что такое твердость характера! Я специально продемонстрировал ее тебе воочию, это редкая вещь, не каждый день ее увидишь, точно так же, как комету или какое-нибудь другое чудо. Поэтому, когда такие вещи происходят, нам следует пристально следить за ними и изучать. Природа играет с нами злые шутки, не так ли? Ты, с твоими чрезмерными амбициями, сделан из материала, из которого сделаны все негодяи. А он, у которого нет никаких честолюбивых планов стать правителем, и кому жить осталось от силы месяц, действительно был бы отличным Императором!
Нерон перегнулся через стол к Домициану и похлопал того по руке. Домициан отшатнулся от него, чувствуя себя животным, с которого содрали кожу, и теперь гонят неизвестно куда, погоняя острым колом. Причем Домициан испытывал к Марку Юлиану точно такую же неприязнь, как и к Императору, как будто его друг все это нарочно подстроил. С этого времени Марк Аррий Юлиан стал для него не просто другом, которым молодой человек всегда восхищался и которому всю жизнь завидовал, а чем-то большим — в образе Марка для Домициана слились отец, учитель и судья. Марк Юлиан стал для него с тех пор воплощением всего недостижимого, тем человеком, каким ему, Домициану, никогда не бывать. Домициан осознал то, что такое положение вещей может отравить ему даже радость удовлетворенного властолюбия: когда он добьется своей цели и обретет высшую власть, то и тогда каким-то непостижимым образом Марк Юлиан все равно будет выше него. Домициан ощутил даже своего рода облегчение от мысли, что его друг скоро предстанет перед судом и будет казнен. Но в следующий момент ему стало стыдно от такой мысли.
Наконец, Нерон распорядился, чтобы его музыканты погасили огонь. Они собрали все пустые амфоры из-под вина и побежали во двор, чтобы набрать воды из фонтанов, но те были сухи. В конце концов, слуги Императора были вынуждены бежать к уличному фонтану. Часть преторианцев была подключена к ним на помощь. Нерон заставил барабанщика и юношу со скабеллью отбивать четкий ритм, чтобы упорядочить хаотические движения людей, тушивших пожар, и заглушить шум еще более невообразимым шумом. Из библиотеки валил черный густой дым, он распространялся по всему дому.
В это время на ум Марку Юлиану пришла мысль, каким способом можно извлечь выгоду из всего этого гнусного фарса. Он немного поколебался, борясь с самим собой, так как существовал определенный риск. Наконец, он все же подозвал жестом Диокла и быстро прошептал ему на ухо распоряжения. Он был уверен, что Нерон не слышал его из-за царивших вокруг хаоса, суматохи и неразберихи, к тому же Император был совершенно погружен в свое занятие — он жадно поедал устриц.
