Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Восхождение царицы
Позади Цезаря на собственной колеснице ехал стройный и изящный Октавиан. Эта честь выпала ему как единственному, кроме самого триумфатора, взрослому мужчине в роду.
Триумфальная колесница проследовала мимо нас в волнах восхищения, ликования и восторга, подобно пересекающей небеса колеснице Феба.
Внезапно, чего никто не ждал, процессия остановилась. Триумфальная колесница качнулась и накренилась, толпа растерянно зашумела.
Цезарь сошел на землю.
Оказалось, что ось колесницы надломилась как раз в тот момент, когда триумфатор проезжал мимо храма Фортуны. Спешившись, Цезарь помедлил лишь мгновение, а затем двинулся к ступеням, что вели по склону Капитолийского холма к храму Юпитера, где он должен был поднести богу свой венок и скипетр.
На первой же ступени Цезарь неожиданно преклонил колени и звенящим голосом возгласил:
— Узрите! В знак покорности судьбе я поднимусь к храму на коленях!
Так он и сделал: преодолел склон на коленях, а его пурпурная тога струилась по земле позади него.
Народ заходился от восторга. Похоже, в глазах толпы Цезарю удалось обернуть дурное предзнаменование в свою пользу, но на меня случившееся подействовало иначе. Дурной знак — это дурной знак, ничего с ним не поделаешь.
Позади Цезаря шли войска — солдаты, чьими руками добыты его победы. Они выглядели радостными, веселыми, орали во все горло и распевали песни, но когда я разобрала слова этих виршей, настроение мое отнюдь не улучшилось:
Римляне, жен на замки запирайте:Домой воротился распутник плешивый!Все золото, что вы ему ссудили,Было им роздано галльским шлюхам!
Толпа встретила куплет хохотом и аплодисментами, следующий куплет был и того пуще:
Цезарь наш овладел Галлией,Зато царь Никомед владел Цезарем.Цезарю за Галлию дарован триумф,Почему же так не почтен Никомед,Если он величайший из трех?
Я знала, что, по утверждению недругов, в юности Цезарь был любовником царя Вифинии Никомеда. Мне даже показывали пасквиль на эту тему, приписываемый Цицерону. По моему мнению, то была гнусная ложь, но солдаты либо считали иначе, либо распространяли эту постыдную сплетню, чтобы их вождь слишком не возносился.
Толпа завизжала от смеха. И тут зазвучал следующий куплет:
Долго наш Цезарь торчал в Египте,Зато оттуда забрал все трофеи:Забрал и маяк, и библиотеку,Забрал царицу с собой Клеопатру,Не забыв и шкатулку ее притираний.
Форум сотрясался от дикого хохота. Покосившись на Кальпурнию, я увидела, что римлянка улыбается, и попыталась последовать ее примеру — боюсь, без особого успеха. Меня душила ярость.
Последний куплет прозвучал странно:
Если ты станешь все делать как надо,Вряд ли за это получишь награду.Но коль на обычай и долг наплевать,Пожалуй, царем ухитришься стать.
Я застыла, услышав слово «царь». Почему все поминают это слово в связи с Цезарем? Почему его подозревают в намерении стать монархом? Возможно, связь со мной тоже имеет к этому отношение: кто водит дружбу с царицей, как не царь? И когда римляне увидят, что он поместил в храме Венеры Прародительницы…
Бесконечный поток солдат маршировал мимо нас вслед за Цезарем. Потом от головы колонны донеслись радостные возгласы: как мне объяснили позднее, там происходила раздача наград за храбрость и верность. Каждый центурион получил по десять тысяч динариев, каждый легионер — по пять тысяч. Публика напирала, солдатам приходилось их сдерживать. Городская беднота рассчитывала, что от щедрот триумфатора перепадет и ей.
После того как схлынуло море солдат, шествие завершилось. Солнце к тому времени уже било нам в глаза, несмотря на балдахин, а по Священной дороге потянулась череда носилок. Почетных гостей должны были отнести в цирк, где в честь триумфа устраивали гонки на колесницах. Я знала, что откроет их Цезарь, а мы с Птолемеем, как иностранные правители и почетные гости, будем сидеть неподалеку. Но непосредственно рядом с Цезарем мне поместиться нельзя: эта честь уготована для Кальпурнии и Октавиана.
Пришлось сделать довольно большой крюк, чтобы сначала доставить нас к Капитолийскому холму и почтить Юпитера, проехав мимо его храма. Рядом с храмом стояла колесница триумфатора, а внутри храма я разглядела в полумраке величественное изваяние сидящего Цезаря. Рядом поместили новую бронзовую статую — Цезарь, попирающий ногой мир.
Позднее мне рассказали, что изначально там была надпись, именовавшая Цезаря полубогом, однако в последний момент он распорядился ее убрать.
Обреченные быки мирно дожидались жертвоприношения — оно начнется, как только удалятся последние носилки. Жрецы стояли рядом, добродушно улыбаясь и даже поглаживая животных.
Мы спустились с холма, пересекли пространство, хаотически застроенное лавками, торговыми рядами и жилыми домами, и приблизились к Большому цирку — огромной арене, расположенной между Палатинским и Авентинским холмами. Арену окружали колоссальные стены, а внутри ярусами размещались сиденья. Нас пронесли через входную арку, в то время как солдаты сдерживали многолюдную толпу, дожидавшуюся возможности устремиться внутрь после того, как сановники займут свои места. Я увидела, что на особых местах под сводчатой крышей уже сидели люди, и приметила пурпурную тогу — там был Цезарь. По мере приближения я внимательно присматривалась к нему. Он вел себя согласно этикету, но выглядел очень усталым и так обводил взглядом арену, будто ожидал засады. Этот день дался ему нелегко, и сейчас, когда на нем уже не сосредоточены все взоры, Цезарь позволил себе слегка расслабиться. Теперь он выглядел на свои пятьдесят четыре года: между носом и ртом пролегли тяжелые складки, шея казалась худой, а глаза вовсе не сияли счастьем — и это в день триумфа, которого он ждал с таким нетерпением. Он вежливо кивал Кальпурнии, но в следующий момент заметил наше приближение, и выражение его лица мгновенно изменилось. Если у меня были сомнения относительно его чувств, то они мгновенно развеялись: лицо Цезаря вмиг просияло и помолодело.
Его пурпурная тога с золотым шитьем поблескивала, как древнее сокровище, а венчавший чело золоченый лавровый венок походил на корону.
— Привет тебе, триумфатор, величайший воитель на земле! — возгласила я.
— Привет тебе, великая царица, и тебе, царь Египта! — отозвался он. — Прошу вас занять почетные места.