Джейн Фэйзер - Безжалостное обольщение
И тут с треском распахнулась дверь. Князь Сергей обернулся, ослабив хватку, и она наконец смогла поднять голову и отдышаться.
В следующий миг Женевьеве показалось, что русский взлетел в воздух. Поднялся страшный шум: кто-то что-то злобно кричал, потом раздался резкий хлопок, и от предупредительной пули, вошедшей в стену рядом с камином, затрещала раскалывающаяся деревянная панель. В наступившей вслед за этим тишине Женевьева с трудом поднялась на ноги.
— Я знала, что ты придешь, — прошептала она.
— Разумеется, — подтвердил Доминик. — Страшно жаль, что вынужден причинить вам неудобство, джентльмены, но я должен попросить вас снять штаны, туфли и чулки. — Улыбаясь, капер присел на подлокотник дивана, на котором только что лежала Женевьева.
Два пистолета с рукоятями, украшенными серебряными пластинами с чеканкой, лежали у него на колене, указательные пальцы обеих рук покоились на спусковых крючках.
— Уверен, вы не будете возражать против присутствия дамы при вашем раздевании, поскольку оно до некоторой степени входило в план вашего вечернего развлечения.
Вдруг Легран стрельнул глазами на дверь за спиной капера, и тот резко обернулся, но все же опоздал. Женевьева тяжело, со свистом дышала сквозь стиснутые зубы: кто-то схватил ее сзади и прижал к горлу острый клинок.
— Очень вовремя, Гастон, — объявил Легран. — Будьте любезны, ваши пистолеты, месье Делакруа. — Он протянул руку.
Доминик колебался, но, увидев, что острие глубже вжалось в шею Женевьевы и на белой коже выступила капелька крови, развернул пистолеты, чтобы галантно, рукоятями вперед, отдать их французу. Но тут Гастон вдруг издал странный булькающий звук. Нож полетел на пол, а вслед за ним рухнул и сам лакей. Женевьева неуверенно сделала шаг в сторону, и все увидели, как Сайлас, который, низко пригнувшись, невидимый и неслышимый, подкрался к Гастону со спины, распрямляется во весь свой огромный рост.
— Прошу простить меня, месье, — сказал он, вытирая оставшуюся на лезвии ножа кровь, — Может, я и убил его.
Доминик безразлично пожал плечами, показывая, что ему это все равно, и, снова повернув пистолеты рукоятями к себе, один вручил матросу.
— Итак, вашу одежду, джентльмены, будьте любезны. Отдайте ее Сайласу. — Не спуская глаз с четверки негодяев, он завел руку за спину.
Женевьева сделала шаг вперед, и Доминик притянул ее к себе.
— Остальные обезврежены? — спросил он Сайласа.
— Да, месье, — ответил матрос, принимая одежду у Леграна.
На лице князя Сергея застыла маска смертельной ненависти, но Сайлас требовательно щелкнул пальцами, и тому пришлось смириться с неизбежным. Он нехотя расстегнул панталоны.
— То-то мы насчитали там только пятерых. Недоставало как раз этого. — Сайлас указал на лакея, лежавшего на полу, тот застонал, и Женевьева, выскользнув из-под уютной, надежной руки, опустилась рядом с ним на колени. Лезвие ножа вошло глубоко между нижними ребрами, но, похоже, не задело жизненно важных органов. Склонившись над распростертой фигурой, Женевьева почувствовала чьи-то пальцы у себя на спине: Доминик застегивал крючки на ее платье. От этого простого прикосновения на нее вдруг снова нахлынуло ощущение неизбывного ужаса тех нескольких минут, когда она поняла, что должно вот-вот с ней случиться. Оцепеневшая от навалившегося вновь кошмара, она взглянула на Доминика и увидела сострадание и нежный упрек в его бирюзовых глазах.
— Это пройдет, фея, — сказал он, стараясь ободрить ее, потом снял с себя плащ и закутал в него Женевьеву, прикрыв разорванные кружева. — Я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты навсегда забыла об этом.
В комнате появились пять матросов, как и Сайлас, в одних носках.
— Всех связали и всем заткнули рты, месье, — доложил один из них. — Поль пошел во двор. — Матросы с искренним удивлением и не без удовольствия наблюдали за четырьмя джентльменами, стоявшими у камина в одних рубашках.
Сайлас с охапкой их белья обернулся к двери.
— Это нам взять с собой, месье? — спросил он.
— Можно оставить на улице, — ответил Доминик, безразлично махнув рукой. — Мне нужно лишь быть уверенным, что эти друзья не кинутся вслед за нами сразу же. Но может быть, стоит их все же связать? Можешь связать их всех вместе той веревкой, по которой мы взобрались в окно. — Капер повернулся к онемевшей четверке: негодяи стояли с побелевшими от мучительного стыда лицами, старательно отводя глаза в сторону. — Я должен извиниться за неуважительное отношение, господа. Но, уверен, вы поймете, что у меня не было иного выхода. О справедливости уж и говорить не будем.
Себастиани что-то пробормотал, и от нечеловеческой ненависти, угадывавшейся в этом бормотании, Женевьеве сделалось не по себе. Снова появился Сайлас, он принес моток веревки со свинцовым наконечником.
— Не будете ли вы любезны повернуться и заложить руки за спины, месье, — невозмутимо-вежливо попросил он.
Женевьева вышла в вестибюль, почему-то ей не хотелось видеть унижение своих поверженных врагов. Хотя, почему она должна проявлять подобную деликатность после того, что мерзавцы собирались с ней сделать, объяснить не могла.
Теперь Женевьева чувствовала себя совсем опустошенной и ослабевшей и мечтала только о том, чтобы весь этот кошмар поскорее остался позади. А как поступать дальше, Доминик пусть решает сам. У нее больше нет сил заботиться о чем бы то ни было. Кроме тех двух моментов, когда Делакруа притянул ее к себе, чтобы защитить, и когда застегивал на ней платье, он к Женевьеве больше не прикасался. А ей безумно хотелось, чтобы Доминик это сделал.
— Пошли, Женевьева. Сайлас останется и все здесь приберет, — сказал капер, выходя в вестибюль.
Выражение лица у него было мрачное, почти свирепое, он взял Женевьеву за руку и повел в заднюю часть дома. Похищенная узнала и этот коридор, и узкую дверь, а потом они вышли во двор, где под огромным тополем запряженная парой лошадей стояла карета, на которой ее сюда привезли. Матрос по имени Поль сидел на облучке.
— Мы одолжим ее ненадолго, — небрежно заметил Доминик. — Нашим друзьям она в ближайшее время не понадобится.
По мере того как ощущение суровой реальности стало возвращаться к Женевьеве, у нее вдруг подогнулись колени. Как Доминик может разговаривать таким вежливым, деловым тоном, словно ничего не произошло; словно Женевьева только что чуть не стала жертвой отвратительного насилия; словно там, в библиотеке, не осталось четверо полуголых мужчин, связанных одной веревкой; словно лакей не лежал на ковре, истекая кровью, словно где-то в доме не находилось еще пять человек, каким-то образом лишенных возможности оказать помощь своим хозяевам.
