Роберта Джеллис - Роузлинд (Хмельная мечта)
Погода была ужасной: сыро и очень холодно, но это не мешало Саймону и Элинор. Они сидели, тесно прижавшись, друг к другу, и мечтали о будущем. Другие не были так счастливы. Ричард из чистой учтивости появлялся в компании женщин, но то, что он в глазах Беренгарии видел воплощение своей вины, не улучшало его настроения. Мечты Беренгарии разбивались на кусочки. И Джоанна не могла ничем помочь, так как она была взбешена поведением Ричарда.
Ричард решил выдать Джоанну замуж за брата Саладина. Кроме религиозных проблем, которые за определенную плату можно было бы решить с Папой, ей пришлось бы делить мужа с тремя другими женами и многочисленными наложницами! Да еще быть изолированной в этой женской тюрьме! Хотя лицом Джоанна была похожа на мать, по характеру она была вся в отца. Ричард понял, что имеет дело с достойным соперником, и попытался перевести разговор на племянницу, Элинор Бретанскую, но и это не улучшило настроения Джоанны и не уменьшило ее гнев.
Начало нового года было не лучше конца старого. Ричард решил идти на Иерусалим, но, увидев местность и оборонные укрепления города, а, также прислушиваясь к аргументам Тамплиеров и Госпитальеров, он решил, что поражение подорвет дух армии и надежду на мир с Саладином. И все-таки, дух армии был подорван.
Французы, чувствуя себя обманутыми, отказались подчиняться Ричарду, и перешли под командование Конрада Монферрата.
Ричард двинулся с остатками отряда в Аскалон, который Саладин сравнял с землей. Они решили построить там лагерь. Король строил и таскал камни наравне со всеми. Саймон понял цель Ричарда, но не одобрил ее. Но за работой королю в голову пришла мысль. Он решил не делать Гюи де Лузиньяна королем Иерусалима. Заручившись поддержкой французов и романских принцев, Конрад станет королем Иерусалима. Для Гюи это не будет болезненным: Ричард предложил ему Кипр. Тамплиеры сильно преувеличивают бунтарский дух населения острова. Казалось, такое решение устраивало всех. А оказалось – нет. Через несколько дней после того, как было достигнуто согласие, Конрад был предательски убит.
Неважно, как часто и неистово Ричард клялся в том, что был непричастен к этому убийству, он не делал вида, что охвачен горем. Жена Конрада – законная претендентка на трон Иерусалима – желала выйти замуж за племянника Ричарда – Генри де Шампаня. Романские принцы тоже одобрили этот выбор. Со вздохом облегчения Ричард согласился на этот брак, и Генри стал править Святой землей.
Прошла зима, но весна, принеся хорошую погоду, не принесла хороших новостей. В апреле из Англии прибыл настоятель Херефордского аббатства и привез письма от Вильяма Лонгкемпа и слухи о делах Филиппа во Франции. Саймон слушал новости с бесстрастным лицом, в то время как Ричард приходил в ярость, слушая о том, как вытеснили его канцлера его вероломный брат и восставшие бароны Англии. То, что король сказал о Филиппе, который сразу же уговорил Джона и готовился захватить Нормандию, привело Саймона в восхищение. Он поверил, что Ричард обладает большим запасом бранных выражений, чем старый король. Как только Саймон освободился, он сразу же написал Элинор. Он писал ей, что надо при первой же возможности послать курьера из Акра в Англию – она должна еще раз приказать вассалам продолжать придерживаться нейтралитета. Они не должны попасть под растущее влияние Джона и присоединяться к нему.
«Король пришел в ярость от того, в каких мрачных красках обрисовал ситуацию в стране Лонгкемп, – продолжал Саймон.– Я ничего не советовал ему, потому что этим навлек бы ярость на себя, и он не стал бы меня слушать, так как я имею свой интерес. Ведь если он будет думать, что в Англии дела идут плохо, у него будет меньше желания оставаться здесь. И, по правде говоря, мне кажется, что он нужнее там, чем здесь».
Элинор не могла не согласиться с этим. Если предыдущей весной она сказала, что хочет домой, чтобы только успокоить Саймона, а не потому, что она действительно этого хотела, сейчас было не так. Она жалела Беренгарию, но у нее не хватало терпения. Она и Джоанна, к которой вернулись хорошее расположение духа и чувство юмора, пытались объяснить Беренгарии, как можно завоевать дружбу мужа, если любовь ушла. Сначала Джоанна, затем Элинор, затем снова Джоанна твердили ей, что для Ричарда важно найти благодарного слушателя, которому бы он мог выплеснуть все свои эмоции.
Но все было тщетно. Даже когда Элинор рассказывала, к каким уловкам она прибегала, чтобы вывести Саймона из плохого настроения, чем заставляла Джоанну давиться от смеха, у Беренгарии они вызывали лишь отвращение.
– Настоящий джентльмен, – кричала Беренгария, – должен всегда улыбаться своей леди, как бы тяжело ему ни было.
На что Джоанна резко ответила, что мужчины – живые люди, а не идеалы, как Ланселот:– Вы когда-нибудь читали в рыцарских романах, чтобы у рыцаря болел живот или зубы или его кусали блохи под доспехами?
Но ничего не помогало. Там, где она жила, не были рыцарей с больными животами или зубами, а если у них были блохи, то они чесали укушенное место тогда, когда Беренгарии не было рядом.
Но хуже плаксивого и апатичного состояния своей госпожи для Элинор было то, что к ней вернулся ее старый враг – скука. Здесь было совершенно нечего делать. Великолепие архитектуры, чудеса роскоши, которыми изобиловали лавки Акра, уже слишком приелись, чтобы вызывать интерес. Элинор боялась, что просто умрет от скуки. Да к тому же уже целый год прошел после той битвы при Арзуфе, в многочисленных боях уже дважды Саймон спасал жизнь королю, но, казалось, ни на йоту не приблизился к своей цели – попросить разрешения короля на брак с Элинор. Она вспомнила, как Саймон говорил, что мысль о женитьбе – вроде привязанной к палке лакомой морковки, которой приманивают осла, чтобы он шел вперед. В душе Элинор негодовала, но не смела выражать протест. Ведь Саймон ответит, что выполнял свой долг, не более. Если король и решит наградить его, он будет говорить о его доброте, но долг следует выполнять в любом случае.
Для Элинор поведение Саймона все больше напоминало поведение того осла. Он написал ей о взятии Дэрама. В письме не было описания празднеств по случаю победы. Ричард отказался принять капитуляцию. Он разрушил их бастион, а оставшихся в живых сбрасывали со стен и убивали кинжалами. «После боя, – писал Саймон, – видя, что мне кажется странным, как он поступает с побежденными, но храбрыми воинами, тогда как обычно он бывал снисходителен к ним, он сказал, улыбаясь, что не забыл о той награде, которую я желал, но пока ничего не обещал. Но у меня болит сердце, Элинор, а мой лекарь, мой милый лекарь так далеко от меня».
