Мишель Моран - Нефертити
Панахеси смерил меня взглядом.
— А что мне может понадобиться от сестры главной жены царя?
— От сестры фараона, — поправила его я.
Панахеси скривился.
— В детской спит мой внук. Ты думаешь, что я погублю надежду Египта, лишь бы только убить шесть ничего не значащих девчонок? Тогда ты и вправду настолько глупа, как я думал.
— Закрой дверь! — закричала сзади Хеквет. — Закрой дверь! — взмолилась она, держа на руках обоих наших детей.
Я посмотрела вслед Панахеси, уходящему с блюдами, полными мяса, а потом затворила дверь, подсунула под нее мяту и руту и заперла комнату.
Прошло два дня, а во дворце так и не появилось ни признаков Черной смерти, ни Ока смерти ни над какой из дверей. А затем, на третью ночь, ровно тогда, когда мы уже начали верить, что дворец останется защищен, Анубис вошел закусить во все покои, перед которыми стояли подношения Атону.
На рассвете тишину коридоров разорвали пронзительные крики служанки. Она промчалась к царским покоям, на бегу крича про Око Гора.
— Парень рядом с кухней! — в ужасе вопила она. — И старший конюший! Все, кто оставил подношения Атону! Два посланца из Абидоса! И один с Родоса! Из их комнат слышен запах!
— Что теперь? — шепотом спросила я за нашей запертой дверью.
— Теперь будем ждать и смотреть, — ответил Нахтмин, — и надеяться, что смерть посетит только тех, кто оставил подношения Атону.
Но когда жители Амарны увидели едущие ко дворцу повозки смерти, город захлестнула ярость. Если бог фараона не защитил дворец Амарны, с чего бы вдруг ему защищать жителей города? Невзирая на риск, египтяне вышли на улицы, скандируя гимны Амону и разбивая изображения Атона. Они явились к воротам дворца и потребовали, чтобы им сообщили, жив ли еще фараон-еретик. Я подошла к нашим заколоченным окнам и услышала крики.
— Слышите, как они его называют? — прошептала я.
Глаза Хеквет были круглыми от страха.
— Царь-еретик, — отозвалась она.
— А ты слышишь, что они кричат?
Мы прислушались к грохоту камней и молотков. Люди уродовали статуи Эхнатона и кричали, призывая разрушить саму Амарну: «Сожжем ее! Сожжем ее!»
Я прижала Бараку к груди.
В полдень, когда принесли еду, Нахтмин отворил дверь и потрясенно отступил. Еду принесла другая служанка; она дрожала и плакала.
— Что случилось? — спросил Нахтмин.
— Детская! — выдохнула девушка.
Я передала сына Хеквет и подбежала к двери.
— Что там?
— Все заболели, — заплакала она, протягивая нам корзину. — Все дети заболели!
— Кто?! Кто заболел?! — крикнула я.
— Дети. Царевны-двойняшки умерли. Царевна Мекетатон скончалась. И Небнефер, госпожа…
Служанка закрыла рот ладонью, как будто готовые сорваться слова следовало удержать любой ценой.
Нахтмин схватил девушку за руку:
— Умер?
У служанки задрожали колени.
— Нет. Но у него чума.
— Давай сюда еду и закрой дверь, — быстро произнес Нахтмин.
— Подожди! — взмолилась я. — Нефертити и мои родители. На их комнатах есть Око Гора?
— Нет, — прошептала девушка, — но наша фараон захочет умереть, когда услышит, что из шести ее царевен осталось всего три.
Я в ужасе отпрянула.
— Так ей не сказали?
Девушка сжала губы. Слезы ее полились сильнее, и она покачала головой:
— Об этом никому не сказали, кроме тебя, госпожа. Слуги боятся его.
Его. Эхнатона. Я оперлась о дверной косяк. Три царевны умерли, а вскоре и царевич Египта будет мертв. А раз чума проникла в детскую, что случилось с Тийей? С Меритатон и Анхесенпаатон? Нахтмин запер дверь на засов, а Хеквет тут же вскочила:
— Нам не следует есть эту еду.
— Чума не передается через еду, — сказал Нахтмин. — Иначе мы бы все уже поумирали.
— Кто-то должен спасти выживших, — сказала я.
Нахтмин устремил взгляд на комнату, в которой лежал наш сын.
— Кто-то должен спасти царицу и Меритатон, — повторила я. — Анхесенпаатон…
— Погибла.
Взгляд мужа был мрачен.
— Она еще жива! — запротестовала я.
— Но мы ничего не можем для нее сделать. Ни для кого из них. Раз три царевны уже умерли, детская должна быть на карантине.
— Мы можем отделить здоровых. Мы можем разместить их в отдельных покоях и дать им возможность выжить.
Нахтмин покачал головой:
— Фараон отнял у них всякую возможность выжить, когда пригласил хеттов, а потом послушался Панахеси.
Вскоре новость о том, что царевны-двойняшки, двухлетняя Неферуатон и пятилетняя Мекетатон унесены смертью, стала известна всем.
Во дворах зазвонили колокола, и во дворце послышались крики. Женщины плакали и молили Атона снять проклятие, павшее на амарнский дворец. Пришедшая служанка рассказала нам, что в детскую — спасти царицу и оставшихся принцесс — отправили нубийских стражников, но для Небнефера это оказалось слишком поздно. Я заперла дверь, и мы прислушались к крикам под стенами дворца. Никогда еще они не были такими громкими.
— Они знают, что во дворце чума, — сказал Нахтмин, — и думают, что раз умерли даже дети фараона, то это, должно быть, из-за того, что фараон сделал что-то плохое.
Крики не прекращались три дня. Нам слышно было, как разгневанные египтяне взывали к милосердию Амона и проклинали фараона-еретика, навлекшего на них чуму. Я стояла рядом с окном, прижавшись лицом к доскам, и, закрыв глаза, прислушивалась к крикам.
— Он никогда не станет известен как Эхнатон Строитель. Они всегда будут звать его Фараон-еретик.
Я подумала о Нефертити, сидящей в одиночестве в своих покоях, представила, как она узнала, что четверо из ее детей умерли, — и, когда я посмотрела на моего сына, сосущего грудь Хеквет, у меня защипало глаза. Барака такой маленький. Слишком маленький, чтобы сражаться с чем-то столь великим. На ночь я взяла его к себе и пыталась быть благодарной за то время, что провожу с ним.
Днем мы услышали у дворца грохот повозок смерти. Когда повозки приблизились, мы бросили игру в сенет. Чье тело разденут и сожгут навеки безымянным, без знака, по которому Осирис, когда вернется на землю, смог бы узнать его? Я просила служанок, приносящих нам еду, принести еще руты, но все они говорили, что ее во дворце не осталось.
— А в погребах вы смотрели? Ее могли положить среди вина. Посмотри надписи на бочках.
— Прости, госпожа, я не умею читать.
Я взяла из шкатулки тростниковое перо и чернила и написала на обороте одного из лекарских папирусов название травы. Мне пришлось преодолеть себя, чтобы порвать этот папирус. Потом я сунула обрывок женщине в коридоре.
