Жюльетта Бенцони - Кинжал и яд
Но когда дверь в павильон распахнулась под рукой Сакоты, Цы Си на мгновение застыла и словно потеряла дар речи. Она увидела Жон Люя, который обнимал красивую девушку!
Заметив императрицу, любовники отпрянули друг от друга. Испуганная наложница забилась в угол, а смертельно побледневший Жон Люй встал перед Цы Си на колени.
— Не придавай этому значения, о Высокочтимая, — воскликнул он. — Сердце мое здесь ни при чем.
— Неужели ты думаешь, что я снизойду до ревности? — высокомерно произнесла императрица и, выйдя из павильона, направилась в свой дворец.
Однако ночь не успела завершиться, как Жон Люй был отправлен в изгнание, а Жемчужинка брошена в колодец.
Измена Жон Люя произвела необратимые изменения в характере Цы Си. Став еще более деспотичной и властной, чем прежде, она предалась разврату — тайному, но совершенно бесстыдному. Своей резиденцией она избрала Летний дворец, и почти каждый вечер верный Ли Лиен Ин приводил к ней красивых юношей. Цы Си в одеянии одной из своих служанок принимала их в Павильоне Сердечных Встреч. Но горе было тому из них, кто, узнав императрицу, припадал к ее ногам! После ночи любви несчастного ждала неизбежная смерть: Ли Лиен Ин зорко следил за тем, чтобы никто не выдал секрет его повелительницы.
Тем временем по всей стране продолжались убийства иноземцев. Главными жертвами становились священники и миссионеры, в роли же палачей выступали члены одной из сект, постоянно возникавших в Китае. Сами они называли свою секту «Кулак, поднятый во имя справедливости и согласия», а европейцы очень быстро окрестили их боксерами. Эта орда кровожадных и жестоких фанатиков распространилась по всей стране. Они пользовались небывалой популярностью, поскольку китайцы считали их неуязвимыми: говорили, будто они владеют магическими талисманами, против которых бессильно европейское оружие.
Мстительная Цы Си с тайной симпатией следила за успехами боксеров. Возможно, она повела бы себя более разумно, если бы Жон Люй оставался при ней, но он был далеко. К тому же в 1898 году скончался мудрый принц Гун — самый умеренный из ее министров. Вместо него в окружении Цы Си на первый план выдвинулся другой человек — тоже принц императорской крови. Его звали Дуань, и к его голосу прислушивались во всей стране.
Несомненно, этот неукротимый вождь появился на свет гораздо позже, чем следовало. Во времена прославленных маньчжурских завоевателей он стал бы великим человеком благодаря своей доблести, упорству и искусству управлять людьми. Но на заре двадцатого века Дуань превратился в поборника давно отживших идей, исступленно защищая самые варварские маньчжурские традиции. К европейцам он испытывал такую слепую ненависть, что мог утолить ее только кровью. Боксеры безоговорочно признавали его авторитет.
Пользуясь ксенофобией Цы Си, Дуань убедил ее издать безумный эдикт, в котором она призывала боксеров «истреблять всех чужеземцев». 13 июня 1900 года в столице начались убийства миссионеров и христиан, а через неделю был убит на улице немецкий посол барон фон Кеттелер, направлявшийся в Министерство иностранных дел, чтобы предъявить ноту протеста. Цы Си отказалась принять других иностранных послов и тем самым обрекла на расправу знаменитый Дипломатический квартал, где укрывались сотрудники посольств и члены их семей. Вооруженная охрана была очень малочисленной, но жители квартала возвели баррикады и смело приняли неравный бой. Здесь были французы, англичанине, американцы и русские, итальянцы и бельгийцы; они сражались с неслыханным мужеством, защищая каждую пядь своего квартала и забыв о прежних разногласиях. Теперь все они были просто европейцами, и их объединяла борьба за жизнь. Однако большинство из них погибли ужасной смертью, ибо боксерам недостаточно было просто убивать — всех пленников они подвергали мучительным пыткам.
Ситуация в Дипломатическом квартале становилась критической: вдобавок ко всему лето выдалось удушливо жарким и с самого начала осады ощущалась нехватка воды. Хотя нескольким смельчакам удалось совершить удачную вылазку в город и взорвать китайский арсенал, лишив боксеров значительной части боеприпасов, было ясно, что собственными силами они не справятся.
Между тем из Тяньцзиня выступил английский адмирал лорд Сеймур. Во главе колонны из двух тысяч человек он попытался прорваться к Пекину. Цы Си внимательно наблюдала за ходом сражения, и ее вера в Дуаня постепенно улетучивалась. Сколько раз он ей повторял, что боксеры неуязвимы! Но они падали сотнями под пулями английских солдат, французских моряков, русских и американских охранников. На чужеземных дьяволов магические талисманы не действовали… И тогда Цы Си сделала очень странный жест: приказала доставить осажденным воду и фрукты.
А в это время уже готовилась интернациональная экспедиция: под командованием немецкого маршала Вальдерзее и при поддержке кораблей французского адмирала Куржоля 14 августа объединенные европейские войска вступили в Пекин.
Дипломатический квартал был спасен, зато в Запретном Городе царила паника. Цы Си видела, как постыдно бегут те самые фанатики, которые призывали ее к резне, и понимала, что ей и императору суждено бесславно пасть от рук врагов…
Именно в этот момент появился Жон Люй — так бывало всякий раз, когда его повелительнице угрожала опасность.
— Надо бежать, Высокочтимая, — спокойно сказал он. — Бежать, не теряя ни секунды. Оставь свои платья и драгоценности, переоденься крестьянкой и следуй за мной.
— Зачем? Все погибло! Мне остается лишь умереть на обломках моей империи…
— Империя жива. Побеждены только боксеры, а ты — нет. Идем со мной! Позже ты прикажешь обезглавить Дуаня в знак того, что не одобряешь его поступков, а я попытаюсь договориться с чужеземцами.
Цы Си пожала плечами и отвернулась, чтобы скрыть блеснувшие в глазах слезы. Она знала, что сильно постарела, но ей было мучительно больно видеть, что и Жон Люя не пощадила старость. Мэй давно умерла, а на его лицо уже легла печать смертельной болезни…
— Что тебе до моей судьбы? — спросила императрица внезапно охрипшим голосом. — Разве ты дорожишь мною?
— Ты всегда была мне дороже всех на свете! Идем со мной.
Цы Си ничего не ответила, но последовала за ним. Переодевшись в крестьянское платье, она добралась до провинции Шэньси и укрылась в городе Сиань, отпустив Жон Люя в Пекин. Он сумел договориться с победителями и предотвратил раздел империи.
Лишь после всех этих тяжких испытаний императрица наконец осознала, что необходимо принять ценности новой эпохи. Чтобы подчеркнуть свое примирение с Западом, она вернулась в Пекин по железной дороге и вскоре пригласила на роскошную чайную церемонию жен европейских послов, очаровав их своим величием и изяществом. Теперь весь Китай предчувствовал приход совершенно другой цивилизации.