Каролин Терри - Короли алмазов
Но для Эдварда существовала только кавалерия. Он любил лошадей, их силу и красоту. Он любил ездить верхом и делал это мастерски. Он участвовал в скачках с препятствиями и был храбр на охоте, имел общительный характер и неодолимо тянулся к армейскому братству.
Странно, но именно Мэтью пришел ему на помощь. Не потому, что он стал жертвой очарования Эдварда, а просто потому, что восхищался целеустремленностью Эдварда в достижении поставленной цели, и его забавляла наивная вера юноши, что в конечном итоге все будет хорошо. В этом случае в роли Бога выступил Мэтью и внес деньги.
Эдвард встал и с удовольствием потянулся. У него были вьющиеся каштановые волосы, веселые карие глаза и рот, который постоянно улыбался. Ростом немного выше шести футов, он был строен и легок, хотя и достаточно силен. Его взгляд упал на спокойную долину внизу, но мысли его были не о мире. Если повезет, то скоро будет война, сказал он себе, отвязывая лошадь. Уже поговаривали о волнениях в Трансваале, и он надеялся, что военные действия не начнутся прежде, чем закончится его подготовка.
Девиз «За королеву и родину» был навсегда запечатлен в сердце Эдварда, и он нес его с преданностью и страстью, которая была бы уместной и при дворе короля Артура.
Глава шестая
Мэтью не любил костюмированные балы. Он считал, что они не отвечают его стилю, потому что он имел достаточно заметную внешность и без вычурного костюма. Он был один из немногих, кто ждал бал у герцогини Девонширской без всякого энтузиазма. Сначала он хотел появиться в вельветовых брюках, простой рубашке и начищенных высоких сапогах, изображая старателя с алмазных копей. В конце концов он был «Алмазным Брайтам», а бал давался в честь бриллиантового юбилея королевы. Однако, поразмыслив, Мэтью решил, что такой скромный костюм может быть воспринят, как оскорбление, а даже он не хотел расстраивать гордую Луизу, которая была герцогиней Манчестерской до того, как во второй раз вышла замуж за герцога и стала «двойной герцогиней». Со вздохом он заставил себя серьезно подойти к предстоящему балу и выбрал себе костюм Генриха VIII.
Костюм был великолепен. Короткие синие бархатные штаны были надеты поверх чулок цвета слоновой кости. Верхний камзол из светлого шелка был опоясан бархатным кушаком, украшенным бриллиантами. Поверх Мэтью надел короткую бархатную куртку с пышными рукавами, отделанную шелком, золотым шитьем и бриллиантами. На ногах у него были синие бархатные туфли, а на голове — плоская шапочка с белым плюмажем.
При своих золотых волосах и бороде, пронзительных синих глазах и высоком росте Мэтью точно отражал общее представление о короле. Камердинер Мэтью громко выражал свой восторг.
— Чертовски хорошая работа, — проворчал Мэтью, — но ощущение ужасное. В этом костюме слишком жарко.
Он направился к детской, потому что обещал Миранде показать свой костюм перед тем, как поедет на бал.
— Сэр Мэтью, — сказала няня как можно убедительнее, — не стоит нарушать покой девочки в такой поздний час.
— Она еще не спит. А если спит, разбудите ее.
— Это очень плохо для нее, — отчаянно запротестовала няня. — Маленькому ребенку нужен распорядок. У Миранды его нет — вы приходите в детскую и уходите, когда это вам удобно и…
— А вы хотите, чтобы я приходил и уходил, когда удобно вам! — рявкнул Мэтью. — Конечно, я навещаю свою дочь, когда захочу. Это мой дом, а она — моя дочь, и она должна приспосабливаться к моему распорядку. А сейчас поднимите ее с постели. Я обещал показать ей костюм, и я сдержу свое обещание.
Няня поспешно удалилась, чувствуя, что даже сам король Генрих не мог бы проявить больше власти.
После, того, как Миранда похвалила его костюм и чуть не оторвала плюмаж со шляпы, Мэтью спустился вниз, где его ждали Джулия с мужем.
— Ты выглядишь прекрасно, дорогая, — похвалил Мэтью племянницу и поцеловал ее в щеку. — Могу я спросить, кого ты будешь представлять?
Изящная фигурка Джулии была задрапирована в белый шифон на греческий манер. Одно плечо оставалось обнаженным, а на талии ткань была схвачена тонким поясом и ниспадала до самого пола. Светлые волосы Джулии были уложены локонами вокруг лица, а один длинный локон спускался на обнаженное плечо. Усаживаясь в экипаж рядом с Мэтью, Джулия чувствовала, что сегодня выглядит обворожительно.
— Я — Лисистрата.
— Боже правый!
— Имя означает «Распускающая армии», и так названа пьеса Аристофана. Когда афинские мужчины не захотели прекратить одну очень длительную войну, Лисистрата предложила женщинам взяться за дело и заставить их заключить мир. Женщины захватили Акрополь и оставались там, так что у мужчин не было доступа к казне. Но главное было то, что женщины отказывались ложиться в постель с мужчинами до тех пор, пока, не будет заключен мир. Здорово, правда? Одно из первых выступлений за эмансипацию женщин!
— Я знаю историю о Лисистрате, — сухо заметил Мэтью. — Меня просто удивило, что ты так хорошо знаешь классику.
— О, я не знаю. Тетя Джейн рассказала мне эту историю.
— Ну, конечно. Добрая Джейн. Настоящий синий чулок, — пробормотал Мэтью.
— Не будь таким надменным, дядя Мэтью. Дейзи Уорвик абсолютно права, когда говорит, что мы, как класс, не слишком ценим ум.
— По своему положению любовницы принца Уэльского Дейзи Уорвик может высказывать любые взгляды, какими бы возмутительными они ни были, — парировал Мэтью. — А я ценю ум, а вот то, на что этот ум тратится, я не всегда одобряю.
— Тетя Джейн с большой пользой применяет свои знания, а сейчас когда они с Робертом живут в Лондоне, мы можем более тесно сотрудничать с ней в работе над нашими проектами. Сейчас мы задумали новое дело — школу для девочек из неимущих семей.
— Прекрасно! — язвительно сказал Мэтью. — Значит, если они не найдут работу или не выйдут замуж, они смогут найти утешение, спрягая латинские глаголы или декламируя сонеты Шекспира?
Ответ Джулии потонул в суматохе, в которую попал экипаж, приблизившись к Грин-Парк. Огромная толпа собралась возле особняка, чтобы поглазеть на гостей.
— Может быть, они пришли послушать музыку, — предположил лорд Альфред.
— Или поразмышлять о той пропасти, что разделяет господ и простой народ, — чуть слышно пробормотала Джулия, стараясь на смотреть на бедно одетых людей, расталкивающих друг друга в стремлении занять место получше, чтобы увидеть великолепных гостей, собравшихся на бал.
У Мэтью не было никаких угрызений совести; расправив плечи и гордо подняв голову, он величественной походкой вошел в особняк, заслужив восторженные похвалы толпы. Его внешность и осанка являли собой самое прекрасное зрелище, которое Лондон когда-либо видел.
