Кейт Фернивалл - Жемчужина Санкт-Петербурга
Аркин шел по длинному коридору гостиницы, ясно понимая всю степень риска. Он прекрасно знал, что здесь, в отеле «Де Русси», встретит скорее не Елизавету, а поджидающих его агентов охранки, и все же он не свернул. Остановившись перед нужной дверью, он долго прислушивался, но из номера не доносилось ни звука. Однако это ничего не значило. В ответ на его прикосновение дверь медленно отворилась, и он вошел в комнату.
Елизавета сидела на краю кровати. Она была в платье могильночерного цвета и шляпе с блестящими черными перьями и сеточкой вуали. Лицо было сведено мукой. Внушительных размеров ружье лежало у нее на коленях, словно ручная собачка. Госпожа Иванова поглаживала его рукой в перчатке. Увидев Аркина, она подняла оружие. Какоето время они молча смотрели друг на друга.
— Добрый вечер, Елизавета, — наконец произнес Виктор.
Женщина не ответила, поднялась с дивана и перехватила ружье обеими руками.
Аркин подошел к ней так близко, что мог дотронуться до ружья, но руки его не шевелились.
— Я не хотел, чтобы Катя умерла, — быстро произнес он.
Женщина медленно, словно через силу, покачала головой, как будто та была слишком тяжела для ее шеи.
— Валентина говорит другое.
Он подошел еще ближе. Сердце его тревожно зачастило — ствол ружья уперся ему в грудь.
— Стреляй, если это утешит тебя.
Глаза под вуалью закрылись. Аркин задержал дыхание и досчитал до десяти, но так и не дождался смертельного толчка в грудь.
Без слов он взял из рук Елизаветы оружие и бросил его на атласное одеяло, потом осторожным движением вынул шляпную булавку, и шляпа слетела на пол. Руки его обвили трепещущую фигуру женщины, и он прижался щекой к ее волосам, чувствуя на шее ее теплое и быстрое дыхание. Они простояли так, заново привыкая друг к другу, десять минут.
— Почему мне не хочется тебя ненавидеть? — прошептала она. — Неужели я такая ужасная мать?
— Как жаль, что мы не повстречались в другое время и в другом месте, — ответил он.
— Есть только это время и только это место.
Он поцеловал ее волосы, вдохнул знакомый запах и расстегнул жемчужную заколку. Золотые локоны упали Елизавете на плечо.
— Как ты узнала, что я приду сегодня? — спросил он.
— Я не знала.
Ее слова поразили его в самое сердце. Он представил себе, каково ей было совсем одной день за днем сидеть в этом гостиничном номере на краю кровати с ружьем в руках и, сдерживая ярость, дожидаться его прихода. На этот раз Аркин не смог сдержать чувств. Его слезы оросили ее волосы.
Валентина преследовала его неотступно. Тянулись недели, но они с Йенсом шли по его следу, как охотничьи псы, гоняющие лису от норы к норе. Ей хотелось, чтобы он, перебираясь с места на место, оставляя один безопасный угол за другим, постоянно чувствовал у себя за спиной ее ненависть. Для этого они ходили по кабакам и ночлежкам, по церквям и подвалам. У них всегда с собой были деньги, поэтому добывать информацию было несложно.
Дважды они почти настигли его, но один раз он скрылся, выпрыгнув в окно, а в другой — ушел по крышам. Днем Валентина работала в госпитале Святой Елизаветы, а по ночам они с Йенсом прочесывали трущобы. Когда мать поинтересовалась, где она пропадает, Валентина честно ответила:
— Я ищу Виктора Аркина.
— Тебе не нужно этим заниматься. Это дело полиции.
— Полиция не нашла его, мама. А я не собираюсь сдаваться.
Однако вместо того, чтобы запретить дочери выходить из дому, мать серьезно посмотрела ей в глаза и сказала:
— Будь осторожна, Валентина. Тебе кажется, что, если он умрет, это будет справедливо, но помни: это беспощадный и несдержанный человек.
— Почему ты так говоришь, мама?
Щеки матери вспыхнули.
— Он ведь революционер, не так ли? Они все такие. У этих людей нет сердца.
— Я знаю, какой он человек, мама. Не бойся за меня.
— Йенс, что случилось?
Чтото было неладно. Валентина поняла это, и ее охватило недоброе предчувствие. Йенс стоял у окна в своей квартире и смотрел вниз, на уличное движение, на людей, спешащих укрыться от пронизывающего осеннего ветра. За его спиной, на самом видном месте, на длинном столе, стояла деревянная мышиная клетка искусной работы с башенками и мостиками, по которым бегал белый грызун, быстро перебирая миниатюрными лапками. Сейчас зверек вертелся в колесе, которое издавало мерный жужжащий звук.
— Скоро снег пойдет, — негромко произнес Йенс. — Когда наступят холода, рабочие снова выйдут на демонстрации. В магазинах нет хлеба.
Валентина подошла сзади и положила щеку ему на спину.
— Что случилось, Йенс? — снова спросила она.
— Валентина, действуя таким образом, ты не поймаешь его.
— Аркина?
— Он все время оказывается на один шаг впереди нас. Нужно придумать чтото новое.
— Давай не будем говорить о нем сейчас. — Она скользнула руками по его обнаженным бокам и прильнула к нему грудью. Закрыв глаза, она до боли прижала щеку к его позвоночнику. — Йенс, — развернула она его, чтобы видеть темнозеленые глаза. — Ты прав. Мы должны придумать чтото новое.
Когда в церкви священник вручил Аркину письмо, тот какоето время не мог сообразить, от кого оно. Существовало правило, которого придерживались все его знакомые: ничего не доверять бумаге, потому что любая записка, даже случайно попавшая в чужие руки, могла стоить и отправителю, и адресату жизни.
— Где отец Морозов? — спросил он священника, не старого еще мужчину с большой головой и в очках в тонкой оправе.
— В деревню к себе уехал. Полиция приходила, они тоже про него расспрашивали. — Священник нервно дернул головой.
— Он решил пока залечь?
— Да.
— Но он нужен нам.
В этот момент священник и протянул ему письмо.
— Кто его принес? — спросил Аркин.
На конверте крупными плавными буквами было написано его имя.
— Молодая женщина.
Аркин надорвал пакет.
«Вы ждете от жизни слишком многого, Виктор Аркин. И вы слишком многого ждете от меня, если считаете, что я прекращу поиски. Давайте будем откровенны. Давайте встретимся лицом к лицу, только вы и я, без посторонних. Давайте скажем друг другу то, что хотим сказать. Вы можете назвать меня угнетателем, а я назову вас убийцей. Я буду ждать вас завтра во дворе госпиталя Святой Елизаветы. Вы спросите, что потом? А потом я скажу вам, что наши личные маленькие трагедии неотделимы от той бури, которая захлестывает Россию, и что я ношу вашего ребенка».
Рука Аркина задрожала так сильно, что строчки расплылись у него перед глазами.
